К середине 1969 года становится очевидным, что объемы планируемых работ на ближайшие годы по производству глубинных ядерных взрывов по заказам различных ведомств потребуют большого отвлечения от основных задач людских ресурсов институтов экспериментальной физики и приборостроения, так как военно-сборочной бригаде, создаваемой в КБ АТО, эти объемы окажутся непосильными.
Требовалось создание специализированной, с солидным возможностями организации, которая могла бы самостоятельно и в больших масштабах осуществлять весь цикл работ, связанных с использованием ядерных взрывов, начиная с момента разработки ТЭО и ПЗ и заканчивая производством самих взрывов и выпуском отчетной документации. Такая организация с минимальными издержками могла бы быть создана, как уже отмечалось выше, на базе ВНИИЭФ или ВНИИП, но приказом министра от 14 августа 1969 года создание ее решено было произвести на базе КБ АТО, для чего начальнику и главному конструктору С.П. Попову поручалось формирование необходимого контингента специалистов, комплектование технологических подразделений и разработка «Положения о взаимоотношениях с ВНИИЭФ и ВНИИП».
В силу тематической направленности специалисты-физики КБ АТО не имели знаний и опыта, связанных с устройством и эксплуатацией ядерных зарядов, ведением взрывных работ. В связи с этим остро встал вопрос: кому поручить руководство этой организацией и как сформировать личный состав до уровня самостоятельного ведения работ повышенной опасности.
Ведь было очевидно, что привлечение большого числа спе-циалистов-физиков в КБ АТО из ВНИИЭФ и ВНИИП — дело абсолютно безнадежное, значит, комплектование этой организации должно было проводиться из резервов КБ АТО. В КБ АТО в это время работал один из бывших сотрудников ВНИИП Леонид Аркадьевич Рачинский, имевший большой опыт по эксплуатации, вернее, по разработке эксплуатационной документации боевых частей боеприпасов с ядерными зарядами, однако необходимых знаний в конструкциях и специфических характеристиках ядерных зарядов он не имел.
Несмотря на недостатки руководство КБ АТО (Главное управление с этим согласилось) сочло возможным поручить Л. А. Рачинскому формирование коллектива будущей организации по промышленному производству ядерных взрывов в мирных целях. Но в качестве руководителя этой организацией — не только в силу недостаточности знаний в области физики и полного отсутствия опыта ведения взрывных работ, но и в силу своих чисто человеческих и организаторских качеств — он явно не подходил.
На первых порах под началом Л. А. Рачинского был скомплектован небольшой коллектив инженеров и техников, который приступил к решению технических вопросов, вытекающих из поручения министра, к разработке и обоснованию структурных подразделений организации и к разработке «Положения о взаимоотношениях…» со смежными организациями.
На должность руководителя этой организации руководству министерства было предложено две кандидатуры: Иван Федорович Турчин из ВНИИЭФ и я — Виктор Иванович Жучихин из ВНИИП.
Не знаю, по каким соображениям заместителем министра А. Д. Захаренковым настоятельно предлагалась моя кандидатура. Весть о моем новом назначении я воспринял весьма неодобрительно. За двадцать два года моей работы в системе Минсредмаша это было уже третье назначение на место, где работу нужно начинать с нуля. В мои 48 лет новые начинания совсем были ни к чему. Потом, что сулило это назначение: увеличение масштабов деятельности, к которым я был вроде бы вполне подготовлен, — нет, не похоже на то; материальные выгоды — наоборот, потеря в зарплате в три раза и несравненно худшие жилищные условия; разрыв с детьми, которые хоть и стали самостоятельными, но были тут же, рядом, повседневно предоставлялась взаимопомощь; самостоятельность в своих действиях — нет, оставалась зависимость от начальника предприятия, неизвестно какой компетентности в наших делах и способности идти на риск, необходимый в нашей работе.
В общем, много возникало сомнений ввиду явного ухудшения моего положения во всех социальных и производственных отношениях. Потом, чего мне не хватало: я выполнял очень интересную научно-исследовательскую работу, руководил большим, очень грамотным и трудолюбивым коллективом, который для меня был понятым, надежным и любимым. А что ожидает меня там, в новом коллективе, с уже сложившимися традициями, но не имеющем опыта в предстоящих работах?
В своих возможностях организовать нужную службу для грядущих большой государственной важности дел я не сомневался, но удастся ли подобрать коллектив, без которого любые потуги, пусть даже сверхволевых и одаренных руководителей, обречены на провал — это было для меня не ясно и, кроме того, будет ли понимание во взаимоотношениях с руководством КБ АТО? Что касается специальных знаний и опыта в коллективе — это дело наживное, и их недостаток мало волновал.
Ворох сомнений и проблем, вдруг свалившихся на мою голову, на многие дни и недели вывели из состояния размеренного течения жизни и лишили покоя и работоспособности. Мои обращения за сочувствием и с возражениями новому назначению у директора института Г. П. Ломинского, научного руководителя Б. И. Забабахина и главного конструктора Б. В. Литвинова наталкивались на абсолютное безразличие к моей дальнейшей судьбе. После разговоров с ними на эту тему создавалось такое впечатление, что я, как специалист, в институте не так уж необходим, а идти на конфликт из-за меня с руководством министерства никто не желал. Все в один голос заявляли — решай свою судьбу сам. Разговор в оборонном отделе ЦК КПСС и у руководства министерства был более короткий и категоричный: Родина того требует, а партия тебе приказывает — вот и все. А начальник управления кадров министерства Ю. С. Семендяев на мои сомнения — под силу ли мне такая ноша, которую взваливают на мои плечи, — ответил стандартным заверением: «Поможем!»
Так вот и проводилась двухмесячная агитация (мягко говоря) меня на новое назначение, которая закончилась приказом министра: с 1 ноября 1969 года назначить первым заместителем главного конструктора КБ АТО, и поручить и так далее.
В придачу ко всему, с этим назначением я лишался всех привилегий и льгот, обусловленных характером работы в институте приборостроения, так как они не распространялись на КБ АТО, а характер работы оставался таким же, если не хуже. Слава богу, как говорится, вопрос с жильем решился без осложнений, так как на мое счастье к назначению стоял готовый жилой дом — девятиэтажная башня, шло распределение квартир между сотрудниками КБ, и мне предложено было выбирать любую квартиру в этом доме. Но там выбирать можно лишь только этаж, так как трехкомнатных квартир на каждом этаже имелось по одной. Вся планировка жилья в этом доме была по «хрущевскому» принципу максимального использования жилой площади: прихожая, в которой можно раздеваться лишь одному — двоим не поместиться, коридор шириной меньше метра — двоим можно разойтись лишь боком, две комнаты площадью 9 и 11 кв. м и проходная 14 кв. м комната, которую правильнее было бы назвать коридором. Вот такие прелести жилья — это после двухэтажного коттеджа с полезной площадью в 72 кв. м. Ну а высота потолков в придачу к малогабаритности по площади вообще создавала угнетенное состояние. На мои неудовольствия предоставленным жильем министерское начальство говорило: «Мирись, все в таких условиях живут в Москве и даже в худших».
Коллектив сотрудников в КБ АТО встретил мое назначение неодобрительно, если не сказать хуже, — на всех уровнях в открытую высказывались: «Зачем нам варяг?» — распространялись нелепые слухи в мой адрес, а порой и злобноклеветнические, доходящие до секретаря Мытищинского ГК КПСС. К великому сожалению, к измышлению и распространению клеветы был причастен и заместитель начальника КБ по режиму, полковник КГБ Д. В. Еньков. Но должной оценки неблаговидным измышлениям не было дано ни со стороны начальника КБ С. П. Попова, ни со стороны секретаря парткома КПСС Ю. И. Фацко, ни даже секретаря ГК КПСС Минакова.
В первой же доверительной беседе с начальником и главным конструктором Сергеем Петровичем Поповым я узнал, что мое назначение в КБ АТО произошло именно по его настоянию, а на компанию моего неприятия в КБ посоветовал лишь не обращать внимания. Забегая вперед, следует отметить, что неприятие меня продолжалось около двух лет, и оно создавало огромные трудности в организации службы для предстоящих работ, — это порой приводило к полному отчаянию. В момент, когда, образно говоря, опустились руки от безысходности в создавшемся положении, на мое заявление откомандировать меня обратно во ВНИИП, пусть на рядовую инженерную должность, сыпались со стороны замминистра упреки в слабосилии и высказывались утешения, что и ему при его назначении пришлось испытать то же самое, но он, проявив и волю, и дипломатию, поставил все на свои места. Разговор на эту тему кончился приказом: «Иди и работай». А заверения: «Поможем!» — так и остались пустыми словами. На протяжении тринадцати лет не раз возникали очень тяжелые ситуации, и выходить из них приходилось ценой своих нервов, все невзгоды выносить на своем горбу.
Единственным утешением на первых порах было то, что образовавшийся вокруг Л. А. Рачинского коллектив сотрудников, который и должен был составить костяк будущей солидной (ориентируясь на огромные по объекту и значимости задачи) организации, состоял из моих единомышленников. В него по началу вошли: И. Д. Швильдаде, А. К. Седнев, Ю. П. Барковский, Э. В. Полухин, А. А. Степанов, В. Г. Пауков, В. Н. Баканов, В. А. Глуховцев, Ю. Н. Чухонцев, Л. Е. Соснов-ский, А. С. Шатов и др. Между мною и этим коллективом, состоящим из шестнадцати инженеров и техников (не считая нескольких шоферов), сложились с первых же дней хорошие товарищеские и производственные отношения.
Со всеми мне приходилось встречаться ранее на полигоне при испытаниях разрабатываемых в КБ АТО подвижных средств для мирной тематики и полностью оценивать их инженерные знания и опыт эксплуатации этих подвижных средств при проведении подготовительных работ на Памуке.
Свою задачу на будущее они все прекрасно понимали — что предстоят трудные с неизбежными лишениями элементарного комфорта экспедиции, что на них ложится большая ответственность, что потребуется переквалифицироваться, что к ним будут предъявляться самые строгие требования в выполнении установленных регламентов и тому подобное. Их это не пугало, и они с пониманием изъявляли готовность пройти все, что потребуют обстоятельства. Свое понимание задач и готовность выполнить их в любых условиях изложено в шутливом гимне, автор слов которого Эдуард Васильевич Полухин, по своей талантливости которому следовало бы заняться поэзией, хотя и как инженер-механик он был неплохим специалистом. Исполняли этот гимн, подражая Высоцкому. Вот эти слова:
Пусть в антимир нам по тропам не топать,
Пусть не лететь на Венеру.