Я не хочу смотреть на него. Я хочу остаться там, где я есть, спиной к нему и размытым изображением моей любимой кофеварки для приготовления эспрессо.
—
Смирившись, я поворачиваюсь к нему лицом. Я молюсь, чтобы слез не было видно, но они скатываются с моего лица прежде, чем я успеваю их спрятать.
Ривер — это не что иное, как размытое пятно кожаной куртки и темных волос.
— Прости меня, — шепчу я.
—
Прежде чем я успеваю спросить, что за “ерунду” он имеет в виду, он оказывается в моем пространстве и обнимает меня.
Я тут же прячу лицо у него на груди и расслабляюсь в его объятиях.
Он крепко сжимает меня, и я едва могу дышать, когда он прижимается грудью к моему лицу, но я выплескиваю свою печаль в его объятиях.
Часть меня подавлена, но другая часть слишком опустошена, чтобы беспокоиться.
Итак, мы стоим на моей кухне, нас освещают лампы дневного света, и я разваливаюсь на части в его объятиях.
Он что-то шепчет мне, но я не слышу. Все, что я чувствую, — это боль в голове и жгучую боль в груди.
Я позволяю утешать себя, даже если в конце концов это причинит боль.
В любую секунду я ожидаю, что он вернется в Ривера, который был несколько часов назад, когда не хотел иметь со мной ничего общего.
Но вместо этого происходит нечто невероятное.
Точно так же, как у Лэндона, его грудь вибрирует, и Альфа-мурлыканье резонирует в нем. В сочетании с его ароматом это так успокаивает, что я прижимаюсь всем весом к его груди, позволяя ему полностью обнять меня.
12
СКАЙЛАР
В конце концов, мои слезы утихают, и я отстраняюсь от Ривера. Мне неловко из-за того, что я оставила следы слез на его рубашке.
Но плач был приятным. Это была разрядка, в которой я нуждалась несколько недель. Горе от потери Эйприл съедало меня заживо, а недостаток сна и еды истощил мой разум и тело.