– Ты права, – признался он. – Я люблю тебя. Я люблю тебя так, как... Но вместе нам не быть! Слишком поздно, – вздохнул Антон. – Это все, что я могу тебе сейчас сказать,
Антон вновь посмотрел на жену, и обнаружил, что она, сбросив комбинезон, лежит перед ним, нагая и зовущая.
– Поступай как знаешь, но я хочу... Хочу подарить тебе последний раз то, что только и могу подарить сейчас...
Он замер в растерянности. Какой-то миг он колебался...
Но глаза ее лучились янтарем и мёдом, волосы отливали темной медью, а грудь напряглась, став особенно соблазнительной. И Антон молча принялся раздеваться.
Когда все закончилось, она тихонько заплакала...
– Нам пора, Антон Степанович – прохрипел коммуникатор голосом Котиной.
Антон встал, быстро оделся:
– Я должен идти.
Айнур умоляюще посмотрела на него. Аварийные лампы бросали отблески на ее нагое тело...
– Я должен идти, – повторил он.
– Иди, – сказала Айнур.
– Будь счастлива!
Она обречённо кивнула.
Уходя, он ощущал спиной ее взгляд, даже когда за ним захлопнулись воротца переходника, и крошечный скутер понес его к "Сыну Бури", висевшему в пустоте как отдыхающая акула в глубинах океана.
Только в каюте крейсера он разрыдался.
Вместо эпилога. Возвращение.
Город ничуть не изменился за время отсутствия Антона. То же самое уличное движение, те же самые краски неба после полудня. Те же самые старые лихтеры тащились по каналу. Те же самые монорельсовые эстакады и небоскребы.
Первым делом он удостоверил свою личность с ближайшем полицейском комиссариате.
Получив новые документы, он побродил среди равнодушной толпы, позавтракал в кафе, куда захаживал и раньше, но знакомых не приметил. Неудивительно – он не был в городе чуть больше стандартного геогода. Или восемнадцать месяцев, семь дней и пять часов по календарю Иштар. Он вышел из кафе, и некоторое время бесцельно брёл по улице. Он вдруг ощутил себя чужим и никому не нужным в