— Так вот ты какой, брат Зои, — он в тот момент спускал меня по ступенькам ещё на уровень ниже. — Мы уже думали ты не существуешь. Таинственный родственник, бросивший семью, но все ещё любимый.
— И это только часть айсберга, — ухмыльнулся я, но внутри весь сжался. Дышать становилось труднее, а развешенных всюду лампочек светило меньше — мы постепенно утопали во тьме. — Как тебя зовут? Вы кто такие вообще?
— Я — Лука, но все зовут меня Горе, — представился парень, снимая маску и убирая её в карман. Видно, ему тоже тяжело дышалось.
Дальше я, как помнится, все время норовил потерять сознание. То от боли, то от невероятной усталости, свалившейся на меня, как снег на голову. Лука останавливался, свалил меня на землю и бил по щекам. Он спрашивал все ли системники такие слабаки, а я только хрипел ему, что не системник. Но дорога не была вечной, спустя какое-то время, хотя, подозреваю, оно было ещё дольше, чем мне казалось, перед нами вырос знак: «Не влезай — убьет». Я хотел тогда спросить, зачем мы влезаем, но сил не было. Да и хорошо, а то пусть мне ещё это было неизвестно, но Горе довольно раздражительный парень.
Самый младший, достигший только семнадцати лет, он уже был одним из самых крутых ребят в банде. Даже Ник, Никифор — лидер, уважал его больше остальных и брал себе в напарники. Ой, как бы мне не хотелось рассказывать о моей новой семье, стоило делать это все по порядку.
Прямо за знаком стояла железная будка, я ещё сперва подумал, что это щиток электрический. Но Лука подошел и громко затарабанил по дверце. Женский голос о чем-то его спросил — и нас пустили внутрь. Горе сразу уложил меня прямо на пол, выравнивая спину и фыркая. А я, заметив симпатичную незнакомку, тут же приободрился. Поднялся на локте, строя героическую мину.
Но тут я увидел, где мы находимся и даже сел, ошалело рассматривая обстановку. Это определенно было логово этих ребят. Я удивился, но потом выяснил, что это только проходная, а их комнаты тянутся далеко под землей. Наверху жила только Зоя, потому что нельзя было на базу водить клиентов. Остальные жили тут, своим небольшим составом.
— Так, пожалуйста, пойдем в мед кабинет, — склонилась надо мной девушка с пепельным хвостиком, в больших круглых очках. — Сам встанешь? Боюсь, я тебя не донесу.
— Да-да, — помню, как мне хотелось показать незнакомке, что я так же крут, как и остальные. — Куда идти?
Горе, конечно, закатил глаза, когда я почти бодренько хромал за девушкой. Ему-то приходилось меня по щекам бить, а тут прямо второе дыхание открылось. Но я тогда не задумывался об этом, входя в небольшое помещение, где лампочка была чуть поярче, а одну из стен занимали полочки с лекарствами. Меня усадили на кушетку, и девушка принялась осматривать мои раны.
— Что там? — спросил я, когда она отстранилась, зарываясь в полочки. — Буду жить?
— Да, сейчас промою раны и зашью, — она достала множество инструментов, но в лоток бросила только ножницы и изогнутую иглу. — Мне не в первый раз тебя лечить, что же за везение такое?
— А, так вот кто в тот раз перематывал мои ребра, — сказал я так, словно это не две недели назад было, а год. — Может я ранюсь ради этих встреч?
Девушка залилась краской, спешно отвернувшись. Да, в мое время на меня бы посмотрели как на идиота, а потом попросили уйти. Но она лишь убрала за ушко прядь волос и открыла пачку ваты, отправляя её в лоток.
— Меня зовут Нина, — представилась она, дезинфицируя иглу, а потом и проходясь ватным диском с ярким запахом спирта вокруг порезов. — Не так давно в Диссидентах, но ребята говорят, им со мной повезло. Мой папа был врачом в системе, я многому у него научилась.
— Почему «был»? — очень нагло спросил я, морщась от боли и пытаясь не смотреть на то, как Нина продевает нить в иглу. — И почему название такое странное? Диссиденты.
— Инакомыслящие, — улыбнулась медсестра, а именно так её прозвали за глаза. — Лис придумал. Очень в духе нашей группы. Мы, как и многие сейчас, отстаиваем взгляды, за которые по головке не гладят. Мы ведь буквально не согласны с официальной точкой зрения, да и с действующим политическим режимом. Диссидентами не становятся просто так, ведь мы готовы идти на риски, ставить на кон свою свободу и даже жизнь.
Мне понравился ответ, он звучал гордо. С того момента я, называя себя диссидентом, чувствовал горячее волнение в груди. И, конечно, я тогда просто не заметил, что Нина не дала четкого ответа на мой вопрос про отца, хотя, может, это было правильным решением. Много после я узнал, что он стал жертвой той самой системы, а сам спрятал Нину в Чреве.
— Зоя говорила, что у тебя что-то вроде потери памяти, — заговорила Нина и сделала первый стежок. Боли особой я не почувствовал, похоже, это был обезбол. — Считаешь, это амнезия от ударов?
— Не знаю, — что-то сочинять не хотелось — я слишком плохо разбирался в новом времени, чтобы придумать дельную ложь. — Но моя система не работает, так что может это связано.