Я начинаю наливаться краской и глупо улыбаться, а он меж тем продолжает:
— Я только увидел тебя на приеме, и с прошлой жизнью тут же было покончено. Я не готов тратить драгоценные часы, дни, недели на выяснение отношений. Я не хочу рыться в прошлом, не хочу вспоминать былое и притыкать тебя этим. Я хочу двигаться дальше. С тобой.
— Я тоже этого хочу, Богдан. Больше всего на свете, — слезы благодарности вновь увлажняют глаза.
— В целом, Ассоль уже в курсе нашей ситуации, — откидываясь на подушки, добавляет парень. — Возможно, придется еще раз встретиться и все обсудить, но суть от этого не поменяется. Я с тобой и только с тобой, поняла?
Смахиваю соленую каплю с щеки и утыкаюсь носом в его мерно вздымающуюся грудь.
Потрясающий мужчина. Сильный, честный, преданный. Лучший во всем. И чем я заслужила такого?
Эпилог
— Тише-тише! — шикает на расшумевшихся гостей Карина, подхватывая на руки здоровенный торт с розовыми единорогами. — Значит, как только я выхожу в зал, вы сразу начинаете петь: «С Днем рожденья тебя…» Ну, вы поняли, да? Только не вразнобой, а четко и слаженно!
Жена по обыкновению в своем репертуаре — командует всем и вся. Даже детский праздник умудрилась превратить в муштру приглашенных. Но мне нравится на это смотреть — возбуждает. Вкусы, знаете ли, со временем не меняются: душа все так же лежит к темпераментным женщинам. Точнее, теперь уже в единственном числе — к темпераментной женщине. Вполне конкретной. Моей.
— Богдан, — Карина оборачивается ко мне. — А ты стой сзади и помогай ей дуть на свечи. Вдруг не справится.
— Детка, ей четыре. Поверь, она справится, — ухмыляюсь я.
Нашей долгожданной девочке сегодня четыре года, и поэтому мы оба немного на взводе. И если у меня это выражается в легком нервозе и желании почаще покурить, то Карина переживает острый приступ перфекционизма. Ей хочется, чтобы все было идеально: гости говорили впопад, аниматоры не лажали, музыка включалась вовремя, а свечи на торте не гасли. Но на празднике, где снуют полтора десятка шаловливых детей, идеально, сами понимаете, не получается. Вот Карина себя и накручивает.
Но это на самом деле ерунда. Скоро праздник закончится, и наступит ночь. Вот тогда-то и отметим день рождения дочери по-настоящему. Так, как умеем только мы, — пылко, горячо, остро. А, может, заодно заделаем Ариадне братика. Разговоры об этом давно идут.
Расправив плечи, Карина устремляется в зал, где сидит именинница, и гости, столпившиеся в столовой, следуют за ней.
Огибаю шикарно накрытый стол и пристраиваюсь за плечом своей нарядно одетой девочки, которая горящими глазами смотрит на торт в маминых руках. «С Днем рожденья, Ариадна! С Днем рожденья тебя!» — вклиниваюсь в нестройный хор голосов, а затем, когда свечки оказываются у самого ее лица, замираю.
— Задувай, — тихонько подсказываю я, и дочка, набрав в легкие побольше воздуха, шумно выпускает его наружу.
Я оказался прав, она прекрасно справилась сама. Без посторонней помощи.
Чмокнув Ариадну в пухлую щечку, отхожу немного назад, чтобы не мешать Карине разрезать цветное лакомство, и тут же оказываюсь в компании своей драгоценной тещи, которая взирает на происходящее с выражением легкого скепсиса на лице.
— Зачем торт с этими однорогими конями сделали? — неодобрительно приподняв бровь, интересуется она. — Их ведь даже в природе не существует. К чему формировать у ребенка ложное представление о мире?
— Нонна Петровна, у детей в этом возрасте свой собственный мир, и, поверьте, в нем живут существа куда диковинней единорогов, — с улыбкой отвечаю я.