Колдун Игнат и люди

«Кандид, или Оптимизм» — это самое часто издаваемое и читаемое произведение Вольтера. Повесть была написана, вероятно, в 1758 году и вскоре, через год, была напечатана в пяти странах под видом «перевода с немецкого». Она мгновенно стала бестселлером и на долгие годы была запрещена под предлогом непристойности. Сам Вольтер считал её пустяком и иногда даже отказывался признавать своё авторство. По своему жанру это философская повесть с элементами абсурдизма и цинизма, «замаскированная» под плутовской роман (форма восходит к «Правдивым историям» Лукиана). Главные персонажи повести — Кандид, его подруга Кунигунда и наставник Панглосс — путешествуют по всему обитаемому миру, становятся свидетелями сражений Семилетней войны, взятия Азова русскими, Лиссабонского землетрясения и даже посещают волшебную страну Эльдорадо. Путешествия героев дают автору возможность критиковать правительство, религию, военное дело, литературу, искусство и метафизику, особенно оптимизм Лейбница с его утверждением о том, что «бог не создал бы мира, если бы он не был лучшим из всех возможных». Эти слова перефразированы Вольтером как «всё к лучшему в этом лучшем из миров» и звучат саркастическим рефреном каждый раз, когда героям выпадают новые бедствия.

Пелевин раскрывает оккультную природу советских аббревиатур, подчеркивая ошибку гэкачепистов — он связывает их провал с неверным выбором мистического кода.

Рассказ Виктора Пелевина раннего периода использует характерный для него прием, который можно встретить и в других его произведениях: «Жизнь насекомых», «Затворник и Шестипалый», «Ника». Зигмунд находится в венском кафе и однообразно реагирует: «Ага», на мелкие события вокруг. Дама упрекает господина за то, что снег набился в её сумочку. «Ага», — тихо произнёс Зигмунд. Официант, следуя указаниям хозяйки, открывает люк в полу и спускается туда; хозяйка поднимается по лестнице, которую поставил официант. «Ага! Ага!», — громко воскликнул Зигмунд. После нескольких таких повторов только самый невинный читатель, никогда не слышавший о докторе Зигмунде Фрейде и его теориях, может не уловить, что речь идёт о фрейдистских интерпретациях обыденных ситуаций. Рассказ насыщен иронией в духе Набокова по отношению к Фрейду и его теории всепроникающей сексуальности.