Евгений Маурин

«Итак, мы мчались к далекой, неведомой России. Наше путешествие изобиловало всякими интересными эпизодами и происшествиями, но я не буду останавливаться на них, так как описание путевых приключений отвлекло бы меня от главной цели моего рассказа. Вместо этого я лучше постараюсь вкратце изложить положение дел в России, чтобы потом мне не пришлось прерывать рассказ досадными отступлениями и пояснениями…»

«– Нет, что же это такое? – кричал русский посланник на стокгольмском дворе Аркадий Марков, топая ногами и размахивая носовым платком, на котором виднелись причудливо расшитые инициалы „I.A.“. – Что же это такое, позвольте вас спросить, а?Аделаида Гюс, занятая в этот момент какими-то счетами со своим секретарем – вашим покорным слугой Гаспаром Тибо Лебеф де Бьевром, – спокойно вскинула на взбешенного Маркова взор зеленоватых кошачьих глаз и ответила с легким ироническим подергиванием хищных губ:– Мне кажется, что это… носовой платок!– Ах, вот как? Носовой платок? Маленький, ничтожный носовой платок, только и всего, не правда ли?– О, нет! Он довольно большой и очень хорошего качества…»

«На безоблачном, смеющемся небе светило яркое солнце. Улицы благословенного города Божанси уже наполнялись празднично разодетой толпой, степенно следовавшей призыву церковного колокола, все окна домов были дружелюбно раскрыты навстречу ароматному весеннему утру, и только серый прямоугольник ставней, угрюмо прикрывавших одно из окон приречной гостиницы „Золотой осел“, вносил дисгармонию в общую картину радостного пробуждения…»

Заходящее солнце все еще озаряло вершины старых деревьев, но внизу, на тропинках векового парка, уже расправлял свои бархатные крылья ясный, теплый весенний вечер. И в этой прозрачной влажной полутьме все – и звуки, и формы – становилось мягче, словно окутанное грезовой поэтической дымкой. Таинственно темнели недра аллеи, как будто уходя в безвестную бесконечность, мохнатые дуплистые стволы деревьев выглядели как добродушные чудовища, завороженные на день и теперь вновь оживающие, а настойчивый шум активной городской жизни, проникая в насыщенную запахом травы и влажной листвы атмосферу парка, смягчался и звучал как ласковый шум прибоя далекого моря…

Максимилиану Робеспьеру приснился сон. Перед ним раскинулось обширное мрачное поле, и это поле было Францией. Низко над землей висели густые клубы удушливого дыма, прорезаемые зловещим багрянцем от пожарного зарева, которое бросало кровавые отблески на иссохшую, серую растительность и тела, в изобилии покрывавшие поле – Францию. А среди тел бродили волки. Огромные, косматые, устрашающие, они с жадностью набрасывались на скорчившиеся в мучительной агонии тела, вгрызались в них оскаленной пастью и по уши погружали окровавленные морды в горячие, еще дымящиеся внутренности…