Попов Максим

Таких, как он, расстреливали на месте и вешали на ближайшей березе. Дети отворачивались от таких, как он. Родители презирали таких, как он. Таких, как она, побивали камнями и лупили плетьми. Таких, как она, запрягали в телегу, и женщина волочилась под кнутом. Однако богатырей на Руси всегда любили — что с ним сделаешь? Он же спортсмен, комсомолец и немножко товарищ! Эта эпиграмма не о всеми уважаемом Владимире Владимировиче Путине, не о Владимире Соловьеве и вовсе не о Владимире Мединском. Владимир Гундяев, он же Патриарх Кирилл, здесь вообще не при чем. Все перечисленные — это Владимиры, которым поклоняются. Эта эпиграмма о любви к Родине. Безответной любви. Любовь и ненависть — это одно целое. Очень условная граница рождает монстров как в прямом, так и в переносном смысле. Олег Соколов является тому примером — любящий Родину, страстный поклонник Бонапарта, человек, горячо отстаивающий свои идеалы, и вдруг… В куски любимую женщину и в Мойку… Некрасиво… В Питере полагается рубить в Обводный… Патриот, ему можно простить. Но! Не все так плохо! Народ в Северной Пальмире с юмором! По берегам Мойки надписи: «Руки Вверх!», «Руки вниз». Всего этого здесь не будет, но именно ЭТО — картина реальности вокруг. В качестве бонуса — старинный рецепт настоящего Ферганского плова. Приятного аппетита!

РПЦ признало существование зомби? Забор вокруг кладбища, для кого он? Для мертвых или для живых? На похоронах можно услышать: «Жаль, что мы не можем собираться вместе чаще». Какой идиот произнес такое! Это эссе утверждает – мы вообще можем не расставаться! Это эссе – одобрение смерти. Странно звучит «Как тяжело умирать» из уст людей, которым пришлось жить.

Эта книга не сможет оправдать ваши ожидания. Она создает абсолютный диссонанс с уже сложившейся реальностью и скорее вызовет возмущение. Кровавые бандитские переживания «девяностых» обрушиваются на одного и ласкают счастливое детство другого. В этой книге нет мертвых и, следовательно, понятных смыслов. Отсутствует одухотворенность, присущая двум тысячам. Эта книга подобна подошве ялового сапога, подавляющей надежду. Она высекает искры бешенства и несогласия, но разве не искры порождают костры? Костры, к которым идут в темноте. Уставшие, израненные, обманутые. Содержит нецензурную брань.

На вершине эволюции человечества. МАЙОР. Это шаг вперёд. Без прикрас. Вот, пожалуй, всё, что можно сказать. Позволю себе ответить на пару часто задаваемых вопросов – «Кто ты?» и «Насколько правдиво написанное?». Я юрист по сложным вопросам в области недвижимости, не писатель. Перед тем как ответить на второй вопрос, нужно прояснить, что такое правда и ложь. К сожалению, всё написанное, скорее всего, правда. Прежде чем уйти из жизни, крови Майор действительно попил. В переносном смысле, конечно. Не собираясь никого убеждать, лишь отмечу – после десятого удара ножом, далее считать уже не имеет смысла. Труп. Тело России настолько велико, жирно и дико, что придумать «небывалое» просто невозможно. «Майор. Зона» — это промежуточный этап между «Майор» и будущим «Майор. Ультранасилие».