Вера Галактионова

Она обладает способностью начинать что-то новое в литературе. Это не просто сомнительное новшество модернистов, которое уже на протяжении пятнадцати лет мельтешит перед нами в виде маний и деструктивности, смыслового нигилизма и эстетической похотливости, превративших литературное пространство в запущенное и грязное место. Однако она также связана с почвенной литературой особым образом: накопленная в XX веке смысловая и этическая энергия народного образа здесь обретает новое звучание. Мы уже три века любим делать «исключения из народа»: то ранние славянофилы не допускали купечество, то революционеры исключали священство и «белую кость», то либералы и гуманисты вообще заменили его электоратом-населением. Живая и сложная новизна романа Веры Галактионовой заключается в том, что она открыла двери своего произведения для «лагерного» народа – заключенных, их обслуживающих и тех, кто за ними наблюдает. Она сделала это не для того, чтобы вновь говорить об «ужасах лагерей», а чтобы показать именно трагическую диалектику их жизни, в которой, оставаясь несвободными, они сохраняют державное обаяние России. Ведь в лагерях оказалась сильная и лучшая часть нации, и надзирать за ней, угнанной на окраину империи, были назначены тоже не самые худшие представители государственно-репрессивного механизма.