Пер Лагерквист

Классик шведской литературы XX века Пер Фабиан Лагерквист в своих заметках признавался, что начал писать еще до того, как успел прочитать хотя бы одну книгу, за исключением учебников. На протяжении своей долгой литературной карьеры он проявлял себя как поэт, драматург, романист и журналист. С 1940 года он был членом Шведской Академии, а в 1951 году получил Нобелевскую премию.

Во времена земной жизни великого царя Ирода не было равных ему по могуществу в целом мире. Так он сам и полагал. И, возможно, он не ошибался. Но он был всего лишь человеком, одним из тех, кто населяет землю и чей род исчезнет, не оставив следа и воспоминаний. Но отвлечёмся от этих размышлений и расскажем о его судьбе…

В уединенной хижине на склоне горы, у подножия которой располагались Дельфы, проживала старая женщина со своим умственно отсталым сыном. Хижина была очень крошечной, задняя стена её представляла собой горный склон, из которого постоянно вытекала влага. Это была бедная лачуга, когда-то возведённая здесь пастухами…

Этот роман практически является праздником для мизантропов и человеконенавистников, которые ищут наиболее резкие и бескомпромиссные способы выразить свою ненависть к окружающему миру и свою пресыщенность им. Однако полному наслаждению мешает слишком очевидная связь с изящной словесностью, что ограничивает его в определенных рамках. В остальном, лучше и не придумаешь. Карлик, от имени которого ведется рассказ, постоянно использует спасительное «я» в своих описаниях, что делает невозможным заподозрить автора в симпатии или антипатии к вымышленному рассказчику. Этот простой перенос ответственности, кажется, лишает созданные им образы статуса чего-то объективного, хотя читатель, увидев в них что-то знакомое и решивший дочитать книгу, довольно быстро перестанет замечать незначительную погрешность, вносимую субъективным голосом этого персонажа. Проблема не столько в том, что картина, изображенная карликом, выглядит убедительно реальной, сколько в том, что со временем она становится безличной и существует отдельно от авторского голоса. Когда непривлекательность самой жизни и прямота в ее описании становятся почти избыточными, дополнительные размышления автора уже не способны ни усугубить, ни облагородить её.

Венчание Юнаса и Фриды запланировано на четыре часа, и гости уже начинают собираться в домике на окраине станционного поселка, где идет подготовка к празднику. Подъехали повозки с хутора, где живут дальние родственники Фриды, у Юнаса же нет близких. Из поселка пришло несколько человек — всего, наверное, наберется около пятнадцати…

«Святая земля» — повесть из «новозаветного» цикла Лагерквиста, завершающая трилогию о Товии. Главным героем этой истории является Джованни, когда-то священник, который оставил сан ради земной любви. Он является таким же изгнанником, отчужденным от Бога и существования, как и предыдущие персонажи цикла — Варавва, Агасфер и Товия. Однако стремление к Святой земле в человеческой душе никогда не угаснет — это ее самая суть.

В томе собраны самые знаменитые работы классика шведской литературы Пера Лагерквиста.

В руке у меня лежит круглый камешек. Красный с голубыми прожилками. Если присмотреться, можно заметить и другие оттенки: зеленый, фиолетовый и блестки, напоминающие золото. При медленном повороте он переливается всеми цветами и нюансами. Мне никогда не скучно его рассматривать, провожая взглядом гладкую, красивую поверхность, которая кажется мягкой, как и любая идеально ровная поверхность. Удивительно, что в камешке размером с птичье яичко могут скрываться такие неисчерпаемые богатства. Это целый мир. Бесконечность, к которой ты прикасаешься, бесконечность, вмещающаяся у тебя на ладони…

Однажды, в каком-то темном месте, где они сами не знали, мертвые сидели и беседовали, проводя вечность в разговоре. Нет, произнес один из них, продолжая беседу, которая длилась с незапамятных времен, эти живые слишком самонадеянны. Они считают, что все зависит только от них. У них внизу разгорелась суета, и они думают, что действительно живут…

Когда пилигрим попал на борт бандитского судна, предназначенного для перевозки его в Святую землю, он почувствовал спокойствие и перестал чего-либо бояться. Он лежал на нарах в кубрике, скрестив руки на своей мятежной груди, а в его душе воцарилось незнакомое ему ранее ощущение мира и спокойствия.

Палач сидел и пил в полутемном трактире. В тусклом свете единственной сальной свечи, поставленной хозяином, его могучая фигура в кроваво-красном одеянии тяжело нависала над столом, а рука, обхватив лоб, на котором было выжжено палаческое клеймо…

Невыносимая жара была удушающей. Земляные полы тюрьмы испускали ядовитый запах, отравляющий редкие порывы воздуха, проникающие снаружи. Вокруг царил глубокий мрак. Лишь тонкий светлый лучик — скромный посланник пылающего солнца — пробивался в одну из камер через маленькое отверстие вверху. Однако этот свет раздражал узника, и, проклиная, он отворачивался, закрывая лицо скованными руками и кусая губы в бессильной ярости, пока рот не наполнялся кровью.…