Павел Бажов

В те времена Верхнего и Ильинского заводов еще не существовало. Были лишь наша Полевая и Сысерть. В Северной тоже немного железа производили, но совсем незначительно. Сысерть была самой оживленной. Она находилась на дороге, рядом с казачьими поселениями. Люди постоянно проходили и проезжали мимо. Мы сами ездили на пристань под Ревду с железом. В дороге можно было встретить множество людей и наслушаться разных разговоров. Вокруг было много деревень. В нашей Полевой, напротив сысертского поселения, было совершенно пусто. В то время железа производили мало, в основном плавили медь. Ее возили к пристани караванами. Людям было не так просто общаться в пути — приходилось быть осторожными. В нашей стороне всего одна деревня — Косой Брод. Вокруг леса, горы и болота. Можно сказать, наши старики сидели в изоляции, ничего не видели. Барину, конечно, это и было нужно…

В деревне Сарапулке все это началось. В последние годы, вскоре после гражданской войны. Тогдашние жители деревни не были особенно грамотными. Тем не менее, каждый, кто поддерживал советскую власть, искал способы ей помочь. В Сарапулке, как известно, с давних времен сохранилась традиция разбираться в камешках. В свободное время, будь то в межсезонье или когда еще появлялось время, старики непременно занимались этими камешками. Вспомнили об этом и решили организовать артель. Начали добывать графит. Все шло неплохо. Считали на тысячи пудов, но вскоре забросили это дело. Причины остановки: либо графит оказался некачественным, либо цена не подходила, объяснить не могу. Бросили это занятие и начали заниматься другим – на Адуй наметились…

В Полевой работал приказчик по имени Северьян Кондратьич. Ох, и злобный же он был! Такого, как он, среди заводов не встречалось. Настоящий зверь. В заводском деле он, слышишь, совсем не разбирался, а лишь мог бить людей. Из барства вышел, свои деревни имел, но все это оставил. Всё из-за своей ярости. Сколько-то человек он до смерти забил, да еще и тех, кто не из его владений. Вскоре это стало известно, и скрыть уже было невозможно. Судом Северьяна приговорили в Сибирь или на местные заводы. А владельцам Турчаниновым только и нужно было, что такого убийцу. Сразу же назначили Северьяна в Полевую…

«К этому ремеслу – искать камешки – особой приверженности не было. Случалось, конечно, я и прогуливался, но так… без особого понимания. Увидишь на смывке галечку с огоньком, ну и заберешь, а потом у надежного человека спрашиваешь – сохранить или выбросить? С золотом-то намного проще. Понятно, что у золота тоже есть сорт, но не так, как у камешков. По размеру и весу их вообще не различишь. Иногда смотришь, один больше, другой меньше, оба красиво блестят, а на деле оказывается разница. Большой-то за пятак не берут, а к маленькому тянутся: он, мол, небывалой воды, тут и игра будет…»

Про наших златоустовских с давних пор ходят слухи, что они обучались мастерству у немцев. Говорят, что в завод привезли некоторое количество немцев. От них местные мастера и научились, как варить булатную сталь, как делать рисовку и насечку, как наносить позолоту. И в книгах, мол, это тоже написано…

«На наших заводах с давних пор существовал порядок, согласно которому дети продолжали родительское ремесло. Так было и в нашей семье. Все мои старшие братья пошли по отцовскому пути, а я оказался в стороне, стал искать свою долю в горе и задержался на этом деле до старости. Начиналось не очень гладко, да и потом путь был извилистым и ухабистым. Теперь вот подшучиваю над своей старушкой. Каждый месяц, когда передаю ей деньги, непременно говорю: – Получите, Анисья Петровна, пенсию на домашние расходы, которую назначили по заслугам мужа…»

«Это происходило много лет назад. Русских в этих краях тогда и не было. Башкиры тоже жили далеко. Им, понимаешь, нужно было просторно для скота, где есть еловые рощи и степи. На Нязях, по Ураиму, а здесь-то где? Сейчас лес – это дыра в небе, а в те времена – и вовсе ни пройти, ни проехать. В лес заходили только те, кто занимался добычей зверя…»

Рядом со мной живет мастер по огранке драгоценных камней Митьша Заровняев. Мы ровесники. В детстве мы были неразлучными друзьями, вместе, как говорится, гоняли собак, вместе ходили в заводскую школу, а потом наши пути разошлись. Он пошел учиться на гранильщика и стал отличным мастером, а я, как и все мои предки, всю жизнь проработал по заводскому гудку, занимаясь механической работой. Тоже в своем деле не отстал от хороших мастеров...

В Зауралье, на территории бывших Камышловского, Шадринского и частично Ирбитского уездов, употребляли слово «водолаз» в отношении служителей культа. В условиях фронтовых событий 1918 года мне довелось услышать объяснение такого необычного использования термина, представленное в виде сказки. Это рассказывал старик-доброволец, насколько я помню, из деревни Байновой, расположенной недалеко от Каменского завода, в бывшем Камышловском уезде…

«Как же мне не знать здешние места! В этой самой деревне Кунгурке я родился, а вокруг нее всю жизнь работал по рудникам и приискам, долбя кайлой и рыла лопаткой. Можно сказать, я обошел все тропинки, исследовал каждый ложок, обстукивал каждую горушечку, – не пахнет ли где золотом, не звенит ли серебро, не бренчит ли хоть медь. Немного я нашел, но людей все же повидал, кого – с головы, кого – с пяток…»

«Словно только недавно это было, а если посчитать, то уже почти шесть десятков лет прошло с тех пор, как я впервые услышал про этот рудяной перевал. Разговор казался незначительным, но запомнился надолго. Теперь, когда я уже дольше нахожусь на земле, понимаю: не зря это обсуждалось. Возможно, и нынешним молодым будет интересно это услышать. Мой отец был забойщиком. С юных лет он работал на казенном руднике, добывая руду. Этот рудник находился неподалеку от нашего завода, всего в семи верстах по старым меркам. Отец каждую неделю не раз приходил домой ночевать, а в субботу вечером и весь воскресный день обязательно проводил дома…»

В нашем заводе жил парень по имени Илья. Он остался без семьи – похоронил всех родных. И всё наследство досталось ему. От отца – руки и плечи, от матери – зубы и речь, от деда Игната – кирка и лопата, от бабки Лукерьи – особый поминок. Об этом и разговор сначала. Она, видишь, была хитрой бабкой – по улицам перья собирала, подушку для внучки готовила, но не успела. Когда пришло время умирать, бабка Лукерья позвала внука и говорит…

«Против нашей Ильменской каменной кладовухи, конечно, трудно найти аналогичное место по всей земле. Тут даже спорить не о чем, потому что на разных языках об этом сказано: в Ильменских горах лежат камни со всего мира. Такое место, естественно, не могло ускользнуть от взгляда Ленина. В 20-м году Владимир Ильич своим декретом объявил эти земли заповедными. Это было сделано, чтобы остановить промышленников и хитрецов, а также сохранить эти горы для науки и будущих поколений…»

«Это ведь не так просто понять, где заканчивается старое и начинается новое. Кажется, что все это было сделано совсем недавно, а мысли идут от дедов-прадедов. Не различишь, где одно заканчивается, а другое начинается. На днях у нас на заводе произошел интересный случай. Наши работники начали готовить оружие в подарок первому человеку нашей земли. Каждый, естественно, старался придумать что-то лучшее. Без споров, конечно, не обошлось. В конце концов, придумали такое, что всем понравилось и казалось совсем новым. Старый мастер, когда ему сообщили: форма такая, разделка полосы такая, узор такой, – похвалил задумку…»

Следуя порядку, начну с Тары. Это река, которая впадает в Иртыш выше Тобола. С правой стороны устья расположился городок, который называется Тара. Этот городок старинный, но о нем и реке не слышно много разговоров. Жилье в тех местах редкое, так что, как говорится, и славить некому. Тем не менее, река весьма значительная: по ней сплавляют лес, и пароходы ходят здесь с давних времен. Конечно, они небольшие и не в любое время года, а только в период высокой воды. Для меня все это стало новинкой, так как я сам из других мест. С юных лет и по сей день моя работа связана с угольными шахтами. Можно сказать, что я прирожденный угольщик, а оказался я на этой самой Таре, в партизанском отряде. Как это произошло, рассказывать долго, да и речь сейчас не об этом…

«От нашей заводской грани к югу находится озеро. Зовется оно Иткуль. Слышали, наверное? Тем, кто на той стороне работал на рудниках и приисках, наверное, не раз приходилось бывать на этом озере. Оно совсем близко, и рыбы в нем предостаточно. Даже те, кто не занимается рыбалкой, иногда спешат на Иткуль: хоть раз в неделю, думают, покушаю рыбных ушек. На приисках-то еда известная. Люди скучают по хорошей пище...»

«В наших правителях действительно было много дураков. Как только какой-нибудь из них начнет рассуждать, так сразу и голова начинает болеть. А с немцами было еще хуже. Других хоть можно было как-то убедить, а этих – никак. Они упорно твердят: – О! Я очень понимал! Одному из них – не то он служил министерстве, не то еще выше – пришло в голову учить наших горщиков уму-разуму. По немецкому порядку, в первую очередь привезли ученого немца в наши края. Он, мол, покажет новые места, где искать камни, и найдет такие, о которых никто и не слышал…»

«Это происходило не на нашем заводе, а на Сысертской половине. И не так уж давно. Мои старики уже в подростковом возрасте бегали по заводу. Кто на шаровке, кто на подсыпке, а кто-то в слесарке или кузне. Ну, куда только не загоняли малолетков при крепости. Тогда и разговор о травяной западенке и завязался. Так говорят, дело-то было…»

«Это про мою витушку? Как я был богат и деньги зарабатывал? Слышали, наверное, от отцов? Посмеяться, гляжу, над стариком охота? Эх вы, пересмешники. А ведь это правда. В самом деле, было. И совсем недавно, а как сон осталось. Некоторые вещи, наверное, и вовсе забыл. Сильно, видишь, память свою в ту пору промывал… Чуть с ума не сошел. Где все помнить!..»

«Наши пожилые люди в Тагиле и Невьянске знали одну тайну. Не то чтобы это было что-то очень важное, а скорее для домашнего уюта и для развлечения глаз они вгоняли рисунки в металл. Это занятие интересное и, что немаловажно, выгодное. Можно сказать, это прибыльное мастерство. Изделие, смотри, из недорогих материалов, а спрос на него большой, хотя тех, кто владеет этой техникой, немного. Семей, наверное, десяток в Тагиле и столько же, может, в Невьянске. Они и зарабатывали на этом ремесле. И, надо сказать, неплохо зарабатывали…»