Брусилов Алексей

К 100-летию начала Брусиловского прорыва. Среди военно-исторической и мемуарной литературы, посвященной Первой мировой войне и событиям в России в 1917—1922 гг., воспоминания Алексея Алексеевича Брусилова (1853—1926) занимают особое положение. Брусилов является «автором» выдающегося с военно-стратегической точки зрения прорыва, который носит его имя. …1916 год. Настроение в русской армии можно описать одним словом – уныние. Самое страшное – это пассивность и нерешительность, охватившие прежде всего тех, кто был назначен командовать армией и вести за собой миллионы людей. К счастью, не всех. Говоря о событиях лета 1916 года, часто употребляется слово «впервые»: впервые стратегическое наступление осуществлялось в условиях позиционной войны; впервые фронт прорывался одновременными ударами на нескольких участках; впервые применялось последовательное сосредоточение огня для поддержки атаки. А главное – впервые, после более чем года отступлений, нашелся военачальник, который не потерял способность мыслить стратегически. История, как известно, не знает сослагательного наклонения. Но в случае Брусиловского прорыва без «если бы» не обойтись. Если бы Алексей Алексеевич Брусилов не остался в одиночестве, если бы его поддержали, победа над Германией могла бы состояться уже в 1916 году, и, следовательно, ход российской и мировой истории был бы иным. Однако Брусилов – это не только гениальный прорыв, который носит его имя. Летом 1917 года, став Верховным главнокомандующим, он снова мог спасти страну от надвигающейся катастрофы. Но тогдашнему руководству России не были нужны решительные люди. В годы революций и смуты всем пришлось делать трудный выбор. Брусилов, исходя из своих религиозных и моральных убеждений, не хотел становиться на одну из сторон в братоубийственной войне. Он вступил в Красную армию лишь тогда, когда война фактически перестала быть гражданской и речь шла о отражении иностранной интервенции. «Считаю долгом каждого гражданина не бросать своего народа и жить с ним, чего бы это ни стоило», – это слова истинного русского офицера. Но это не избавляло его от душевных мук и вопросов, на которые так и не нашлось ответа: «Господь мой!.. Где Россия, где моя страна, прежняя армия?»