— Я и сам не знаю, — чувства страха и потерянности внезапно нахлынули на него, и он потянулся к ней. Ему нужны были её руки, её объятия, нужно было снова почувствовать в своём мозгу полёт знакомой информации «Волдыря». Рикация отвернулась.

— Есть ещё одна вещь, — она извлекла из аппарата чёрную квадратную пластинку. — Нагни голову.

Он колебался лишь мгновение — и подчинился. Металлические ногти Рикации осторожно поскребли ему по коже. Она прижала квадратик ему на загривок; пластинка слегка пощипывала.

— Не больно? — спросила она. По позвоночнику вниз побежало тепло; заполнило ноги, руки. Совсем не больно, а приятно. Он хотел ей об этом сказать, но рот не слушался. Он попытался двинуть руками, и его охватила паника.

— Стерек, прости меня, пожалуйста, — прошептала она. — Я не знаю, что она с тобой сделала, а на сенсоры надежды никакой. Пожалуйста, пойми, что и ты теперь считаешься источником проблемы. Если я не могу к тебе подсоединиться, то чему мне теперь верить, как мне знать, что ты можешь теперь выкинуть? Может, она попытается тебя использовать против всех нас. Нет, я не могу взять на себя такой риск.

Ему было видно только её ноги в штанинах комбинезона и форменные стёганые шлепанцы. Рука её скользнула ему в карман и вытянула наружу мочильник. Она проплыла мимо него к центру чаши и с минуту сообщалась по своему интерфейсу с «Волдырём». Когда она снова посмотрела на него, глаза её влажно поблескивали.

— Я активировала бесшумное оповещение. Бриа опаснее, чем я думала. Ты один из лучших моих работников, Стерек, и если она в состоянии тебя вот так запросто нейтрализовать, то я обязана собрать всех Вторых Инженеров и отловить её. Тебе не о чем беспокоиться до моего возвращения. Деактивация нервной системы не наносит долговременного ущерба здоровью.

Она так и оставила его парить в воздухе, далеко от гуда возбуждённых голосов. Он не смог определить, когда же она отправилась на поиски и скольких она взяла с собой. Поскольку звуковые сигналы тревоги не сотрясали воздух, он знал, что кое-кто ещё оставался на посту. Ему оставалось только смотреть вниз на своё искажённое отражение в тёмной стали.

Через какое-то время и зрение начало угасать. И вырубилось. Дахание участилось, врываясь и вырываясь из грудной клетки — единственное усилие, на которое он был ещё способен. Чувствительность кожи нарастала, как бы в эротическом смысле, так что даже мягкое прикосновение комбинезона стало ему непереносимо.

Внезапно вокруг него вспыхнул свет и стал усиливать, концентрировать все его чувства, пока наконец ему не начало казаться, что Центр продувало ветром — зелёным ветром. Перед застывшим взором Стерека нержавеющая сталь разгоралась и разгоралась до приятного густо-зелёного цвета.

— Правда, красиво? — голос спросившего прозвучал откуда-то изнутри.

— Да, — подумал он в ответ, — хотя ни на что не похоже.

— Это называется мох, — сказал второй голос. — Он растёт естественным путём, если только дать ему волю.

— Мох? Помню, это растение такое, — подумал он в ответ.

— Да, и очень вкусное. Ты его раньше не видел? — спросил второй голос.

— На борту «Волдыря» нет растений, — сказал он. — Никогда не было.

— Да, чего не было, того не было, — подумал первый голос.

— Хочешь потрогать? — спросил второй. — Он такой гладкий-гладкий.

— Очень, — ответил он, наполовину убеждённый, что у него галлюцинации. — Но я не могу пошевелиться.

— Ну, глазами-то ты можешь шевелить.