— Зато и отбиться, случись что, не смогут, — отвечает Хокинс, — за Милано по трассе места идут малонаселенные. Все итальянцы, болгары, греки и окситанцы остаются южнее, а дальше Меридианный хребет. Самый, чтоб ты на будущее запомнил, рассадник дорожных налетчиков, вдоль предгорий им до Угла — прямой путь, а за Углом уже Латинский Союз, куда и армией не прорваться. Авианаблюдения в тех краях не наладишь, слишком далеко, а одни наземные патрули погоды не сделают. Так что в Техас или Штаты без конвоя лучше не ездить.
Вот таким образом мы и оказываемся в транспортной колонне среди полутора десятков разноформатных грузовиков, фургонов и внедорожников. Охрану конвоя составляет рабочая лошадка американских вояк, грузовой М35 с упрятанным под тентом крупнокалиберным «браунингом» на пехотной треноге, классический гантрак,[37] а также четыре «хамвика»: два рейдовых, с безоткатками на турелях, и еще два с вооружением, скрытым под раздвижной крышей. Автомобили охраны помечены патриотическими флажками «Одинокой звезды»[38] и выкрашены в пустынный камуфляж, но это не орденская «шоколадка», краски плюс-минус те же, а узор другой, в крупные разводы; лучше или хуже оно в маскировочном смысле — без понятия, не разбираюсь.
Настоящих броневиков нет, хотя, возможно, какой-то из закрытых «хамвиков» и имеет встроенную бронезащиту. Сами же техасские охранники снаряжены немногим хуже орденцев: справные броники и шлемы, в ассортименте варианты стоунеровской «эм-шестнадцать», у иных с оптикой или коллиматорами, кое у кого мелькают стандартные подствольники «эм-два-ноль-три»; вот разве что по пистолетам полная разносортица — у кого «беретта», у кого «кольт», у кого «глок» или хеклеровский USP. У одного из конвойщиков и вовсе флотский «зиг» — нет, агрегат сам по себе вполне приличный, просто смешно звучит посреди саванны. Однако в общем и целом Хокинс, пообщавшись с охраной, качеством проводки удовлетворен.
— Нормальные ребята, надежные. Из минитменов. До места доведут, и если вдруг будет совсем плохо — они под пули пойдут первыми.
— Не хочу и слышать о пулях, — вздрагивает Сара.
По мере возможности успокаиваю любимую и подсовываю рекомендованный Фредом «травяной чай», после которого супруга начинает клевать носом и, умостившись на штурманском сиденье, тут же засыпает. Вот и ладно, после вчерашнего ей нужнее: «под обстрелом» она уже бывала, но тут, считай, первое боестолкновение «глаза в глаза», не у всех же такая аналитически пофигистская натура, как у меня… Пусть спит и приходит в себя. Отдохнет — сменит, а пока рулить буду сам, стандартную скорость конвоев в двадцать пять — тридцать миль, сиречь до сорока пяти километров в час, я могу поддерживать без труда. Ну а при такой охране без бортстрелка мы вполне обойдемся.
Сухая саванна, холмы, плоскогорье. И строго по Киплингу — «пыль, пыль, пыль». Пейзаж вполне соответствует заленточной американской прерии: Техас, Колорадо, Аризона, где-то там. Индейцев в местном их воплощении, то бишь моторизованных банд, не наблюдается. Либо нам повезло и их сейчас здесь нету, либо им повезло еще издалека засечь нашу неслабую численность и уйти поискать добычи полегче. Меня устраивают оба варианта.
Попутно выясняю, кто такие пресловутые «minutemen», как Хокинс обозвал конвойщиков. «В оригинале», то есть в старом добром восемнадцатом веке, так именовалось ополчение североамериканских колоний из «поднятых по тревоге в течение одной минуты» вооруженных фермеров. Воинские качества честных тружеников фронтира все профессионалы, включая генерала Джорджа Вашингтона, которому довелось покомандовать и такими, а после обретения независимости из них же (за отсутствием иных кандидатов) сколачивать армию Североамериканских Соединенных Штатов, оценивали невысоко.
Новоземельные минитмены действительно заимствовали у отцов-основателей как собственное название, так и ряд традиций: они тоже представляют собой ополчение, ибо иных вооруженных сил здешний Техас заводить себе не стал. Однако обычаи у техасских минитменов все же пожестче, чем в старой колониальной вольнице, куда ближе к армии, а вернее, к Национальной гвардии.[39] Конвойная проводка у них числится в побочных задачах, основная же — блюсти строгий порядок внутри своих округов и, при согласовании со штабом в Вако, также и вне оных. В общем, анархистами таких не назовешь, а вот местечковость цветет и пахнет…
А больше про дорогу и говорить нечего. Едем. Мы четвертыми в общем ордере, Ястреб пятым номером у нас на хвосте.
Блокпост Вако проходим в девятом часу вечера, едва успели до заката. Хокинс везет нас не в орденское представительство, ибо рабочий день там давно закончился, а сразу в гостиницу.
— Не знаю, лучшее ли это из здешних заведений, — останавливается у большой выгоревшей вывески «Sunflower Hall», — мне в прошлый раз вполне подошло. Служебного отеля в Вако все равно нету, представительство здесь крошечное, кому надо, селятся в городских.
Свободных сюитов в разрекламированном «Подсолнухе» нынче не имеется, но нас с Сарой устраивает «семейный» номер с двуспальной кроватью и большой ванной. Последнее сейчас важнее всего, ибо пыль после двухдневного перегона в открытом джипе забилась даже в самые неудобосказуемые и труднодоступные места.
Ужин при гостинице подают в старой доброй американской традиции — картофельное пюре, зеленые бобы в густой подливке и стейк (хорошо прожаренный). Я, конечно, по штатовским ресторациям Старого Света помнил размер порций, рассчитанных не иначе как на лесорубов или китобоев после трудового дня, но решил, что мы весь день в дороге, вторые сутки на бутербродах, а раз так, вдвоем с двумя порциями как-нибудь управимся… Вот «как-нибудь» и управились, да.
Сара клятвенно пообещала, что после такого обжорства завтра же сядет на диету, но сейчас оторваться от тарелки просто не в состоянии. А когда ползем обратно в номер, меня подзывают к стойке. Миранда — крепкая пергидролевая блондинка лет пятидесяти, хозяйке «Подсолнуха» приходится то ли младшей сестрой, то ли кузиной, исполняет в гостиничном хозяйстве роль дежурного администратора, коридорной и прочие вспомогательные функции — сообщает, что у Хокинса для нас есть новости, мол, «не слишком срочно, как закончите — постучитесь в шестнадцатый».
В номере Хокинс галантно выделяет осоловевшей Саре единственное кресло, а мне предлагает присесть на кровать.