— С девяти часов еще один пыльный след, посолиднее первого. То ли что-то очень большое, то ли плотная группа, второе вероятнее.
Хокинс выдает сквозь зубы нечто короткое и нецензурное. Прикидывает направление ветра и достает пару картонных цилиндров, жутко напоминающих дымовые шашки. Один швыряет прямо «на два часа», против стереотрубы, второй чуток южнее. Облако дыма получается хорошее, густое; нам, правда, тоже сквозь него ни черта не видно.
— Сара, Влад, держите еще вот, — вручает нам стандартную М16А2 и открытый оружейный баул, в котором лежат М4, стопка рожков полупрозрачного пластика и большая картонная упаковка патронов «пять-пятьдесят шесть», — снаряжайте пока. Кому что, разберетесь по ходу. Ходиболтайки с собой и идемте.
Под прикрытием дымзавесы отводит нас метров на тридцать, заботливо укладывает в едва заметную выемку, быстро показывает, как складывать из окрестных камней импровизированный бруствер.
— Вышиной дюймов на пять, не больше, сейчас ваша основная защита — скрытность, — говорит Ястреб, — рацию на прием, до сигнала старайтесь даже не шевелиться, потом огонь по готовности. Все, и да помогут нам Всемогущий Господь и святой Дунстан.
Пригибаясь, бежит обратно и вместе с Фредом скрывается где-то за машинами.
Ждем.
Время ползет. Пальцы сами собой выполняют привычную работу — извлечь остроносый патрон «пять-пятьдесят шесть» из упаковки, вложить под металлические губки магазина, утопить большим пальцем, превозмогая сопротивление пружины, взять следующий патрон, — а в голове пусто. Разве только вертится истерическое — массаракш, вот какого лешего мы, четверо идиотов, поперлись через это трижды проклятое Мраморное нагорье, экзотики захотелось, мол, чего дважды по одной скучной дороге кататься, да еще глотать конвойную пыль, да? Вот вам экзотика, тридцать три раза массаракш, вот вам острые ощущения по самое не могу.
Распихиваем снаряженные «бананы» в предназначенные для них кармашки; «эм-четыре» я забираю себе вторым стволом, оставив Саре «злую черную винтовку»[74] первым, — карабин рекомендую ей приберечь на потом, все же стоунеровская конструкция для дальних выстрелов заточена получше, ну и с переводчиком на «тройку» короткими очередями работает нормально. Любимая, ощутимо бледная, помогает достроить бруствер. Позиция для стрельбы лежа, не идеал, но даже на стрельбище бывает похуже. Обнаруживается неожиданный плюс у моего вчерашнего фингала: целюсь-то я правым глазом, а левый сейчас прищуривать удобнее.
Дымзавеса потихоньку рассеивается. Смотрю на часы — минуты три до «визуального контакта»; совсем не факт, однако, что из нашего лежбища будет видно так же хорошо…
По ушам бьет громкий разрыв, волна жара и пыли. Еще один. И еще. Заговорил бог войны. Они стараются садануть по нашим машинам? Для бандитов, как добытчиков материальных ценностей, класть снаряды логичнее бы несколько в стороне, чтобы контузить противника взрывной волной, но сама техника, куда как недешевая и реализуемая проще всего, осталась цела; однако, во-первых, запросто могут и промахнуться, а во-вторых, кто сказал, что подобные с позволения сказать личности в первую очередь руководствуются логикой? Ладно, пока задача номер раз — выжить (а у меня задача номер ноль — чтобы цела осталась любимая жена, потому как ее уже двое), с сохранностью автотехники и прочего багажа разберемся потом.
А вот наконец и «визуальный контакт» — тот, «с полвторого», — над бурой пустошью обозначается силуэт старого пикапа с двухместной кабиной — «курьер», «хайлюкс» или кто-то в этом роде. Пулеметного вертлюга нет, зато в кузове видна еще пара-тройка вооруженных рыл. Дистанция шесть… пять… пожалуй, уже можно вести огонь.
— Родная, мои в кабине, твои в кузове.
— Ясно, — не отрываясь от прицела, отвечает любимая.
— Ждем.
— Знаю.
Вот и поговорили.
Пикап поворачивает левее, словно не желает перекрывать директрису наблюдателям у стереотрубы. Или, что вероятнее, не желает попасть под шальной снаряд, ибо скорее всего означенные наблюдатели еще и корректировщики чего-то артиллерийского… судя по скорострельности, пушка там одна, но нам и одной выше крыши.
— А теперь — дискотека, — вдруг оживает рация голосом Фреда.
И где-то совсем рядом заходится безбашенным стрекотом пулемет, судя по незнакомому тону — именно дегтяревский ручник, ибо орденский М249 я и в деле слышал, и на стрельбище частенько наблюдал, это не он… Значит, именно Фред начинает работать по второй, невидимой нам цели с девятичасового направления.