— Присаживайтесь, — сказал врач, указывая на стул.

Стол стоял параллельно окну, поэтому хозяин кабинета расположился спиной к свету. Анне же пришлось сесть лицом к ослепительному проему.

— Давайте познакомимся, — продолжил он. — Меня зовут Матвей Анатольевич. Я не женат, не гей, люблю Нью-Йорк, и еще я маммолог-онколог — пластический хирург, — судя по всему, он решил сообщить ей все свои базовые характеристики в порядке их значимости.

«Странное представление для врача, — подумала Анна и улыбнулась. — Какая мне разница, женат он или нет, и зачем об этом говорить? Ну да ладно. Врачи часто со странностями».

Она продолжала, не стесняясь, разглядывать его. Легкая небритость и общая неопрятность. Такое впечатление, что он проспал после вечеринки или не ночевал дома. А может, и то и другое? «Молодость и свобода. Жизнь бьет ключом», — со смехом подумала Анна. То время у мужчин, когда они не обременяют себя обязательствами и мыслями о будущем, — одним словом, прожигают жизнь по полной. Отсутствие маникюра — она терпеть не могла мужчин без маникюра, а тем более врачей. В собеседнике чувствовалось легкое смятение, перераставшее в волнение. «Неуверенность? А может, стеснение? Непонятно: я же пациентка. Странный высокий брюнет без маникюра, — вынесла она окончательный вердикт. — Хотя… Какая мне разница? Главное — выяснить, что он за врач».

— Меня зовут Анна. Я тоже люблю Нью-Йорк, — ответила она в тон ему, прикрывая глаза от света: июльское солнце не просто слепило, оно рвало сетчатку на части.

«Ну почему, почему так ярко?» — не переставала думать она.

— Вы не выспались? — непонимающе спросил он. Где ж ему было понять ее, сидя к окну спиной. — Наверное, слишком рано для вас? Нет, ну мне прямо неловко! Хотите кофе?

— Солнце, — ответила она, останавливая поток словесных реверансов.

— На что жалуетесь? — перешел он к делу.

— У меня в груди уплотнение.

Последовала череда стандартных вопросов, которые обычно задают врачи. Необычным было одно: его пристальный взгляд. Не глубокий, а долгий. Люди редко так смотрят в глаза. Тем более врач — пациенту. Пристально. Неотрывно. Долго. Ее охватило незнакомое чувство, которого она не испытывала раньше. Непонятное, даже глупое волнение, смятение и стеснение.

— Раздевайтесь, я вас осмотрю, — мягко сказал он.

Анна сняла блузку и легла на кушетку. Он подошел к ней и наклонился. Она наблюдала. Ей важно было понять, что он представляет собой как врач. Он принялся осматривать ее грудь. Нащупал уплотнение. И неожиданно замер. Анна отчетливо увидела, как расширились его зрачки. Он не просто прощупывал — он считывал. Тактильно считывал. Она точно знала, что он делает: по его отсутствующему взгляду, микроприкосновениям, застывшему в напряжении телу. Он видел эту опухоль, он чувствовал ее лучше любого сканера. «Это талант. Он хороший врач. Интересно, он вообще осознает, насколько он хороший врач?» Она прониклась уважением: ее всегда восхищали люди, которые занимаются тем, чем должны.

— Это не онкология, — прошептал он чуть слышно, как в трансе, — это фиброаденома, примерно полтора сантиметра.

Анна смотрела на него совсем другими глазами. Ей было с кем сравнивать: она уже побывала у нескольких докторов, и каждый из них вгонял ее в стресс, диагностируя онкологию, но интуиция говорила обратное. Анна смотрела на него и принимала решение: «Я могу довериться ему». Его зрачки сузились. Он убрал руки. И снова превратился в странного высокого брюнета без маникюра.

— Одевайтесь. Это не онкология, — уверенно сказал доктор. Анна застегивала блузку. — Формально я, конечно, не имею права так говорить без результатов биопсии. Но все же у вас фиброаденома. — Анна села на стул.

Матвей Анатольевич улыбнулся. — Сразу хочу сказать, что походы к целителям, выкатывания яйцами, прием биодобавок и прикладывание капусты не помогут. Это не рассасывается, — с иронией заметил он. Анна ответила ему улыбкой. — Варианта два: наблюдать или оперировать. Но вы должны знать, что фиброаденомы иногда перерождаются в онкологию — я видел такие случаи.

Анна посмотрела ему в глаза:

— Матвей Анатольевич, мне рекомендовали вас как врача, способного сделать операцию так, что даже шрама не останется. Если я решусь, вы возьметесь меня оперировать?