– Ноги раздвинь по хорошему, иначе хуже будет! – шипит он сквозь зубы. Я раздвигаю и плачу. Знаю, будет больно. Очень больно. Опять меня подводит мой длинный язык. Сколько раз уже из-за него страдаю и вот опять…
Удар обрушился не то чтобы неожиданно, просто он был ошеломляющий. Казалось, Сергей вложил в него всю свою силу. Мне показалось, что мои половые губы и клитор облили керосином и подожгли. Я сжимаю ноги и кричу от боли. Руки вытащила из-за головы и выставила вперед. Кричит, чтобы я убрала руки и раздвинула ноги, а я не могу. Я бы рада его послушаться, но не могу! Мое тело мне это не позволит. Ему придется перестать меня бить или связать так, чтобы я не могла защищаться.
– Почему вы со мной это делаете? – не выдерживаю я снова. – Я же живой человек! Я не вещь! Мне больно! Прошу вас, отпустите меня!
– Ты моя вещь! Моя собственность! Ты будешь делать только то, что я прикажу! Пока ты это не уяснишь, у тебя будут проблемы!
Я плачу еще громче, но продолжаю сжиматься, тяну время. Он садится рядом. Начинает гладить мое тело. Он меня этим с ума сведет. Что это: игра в злого и доброго полицейского? Или его реально так колбасит из крайности в крайность?
– Дорогуша, я с тобой ведь стараюсь, по-хорошему. У нас есть жесткие правила, ты нарушаешь и получаешь за это наказание.
– Я не могу больше терпеть, разве вы не понимаете? Я больше не могу, неужели у вас нет души? Разве вы не видите, что истязали меня уже совсем!
– Я тебе сказал, у нас еще десять ударов. Один ты получила. Осталось всего девять.
Девять ударов! Да я те пять еле выдержала, у меня скоро кожа лопнет снова от этих побоев! Как выдержать еще девять! Вслух пока ничего не говорю. Боюсь усугубить ситуацию.
– Молчишь? Хорошо, не хочешь раскрываться, я все-равно выполню задуманное, приговор уже вынесен! – он замахивается и бьет меня по телу. Удар пришелся по спине и рукам. Снова свист. Снова удар. Теперь по ноге. Я начинаю кривляться, пытаясь увернуться от удара. Его это начинает забавлять. Бьет снова. И снова. Я считаю про себя удары. Девять ударов я пережила… Ура! Десятый удар! Стоп! Хватит! Что он делает?!
– Все! Уже девять ударов было! – кричу я ему и сжимаюсь еще больше в комок. Я сейчас похожа на маленький колобок. Все тело горит. Слышу его смех. Смешно, гад?
– А ты, оказывается, умеешь считать!
Я смотрю на него ненавистным взглядом. Еще издевается, подонок!
– Хорошо, – говорит он, словно его долго уговаривали и наконец-то, уговорили, – я позволю тебе доставить мне удовольствие! – бросает проклятую плетку в сторону. Залезает на кровать. Раздвигает мои ноги и ложиться на меня сверху. Промежность горит огнем, еще и этот кабан навалился. Он не толстый, но весит явно больше меня. Его рука снова теребит мой клитор и раздвигает половые губы. Они сейчас окончательно оторвутся под действием его манипуляций. Я уже не кричу, у меня нет сил. Я могу только жалобно стонать. Снова и снова.
Берет в рот цепь, соединяющую мои груди. Начинает ее дергать зубами. Смотрит в глаза. Я ловлю его взгляд и сразу же отвожу глаза. Я устала уже от этой пытки. Устала от боли. Я хочу умереть, хочу, чтобы все это кончилось! Если бы не мой сын, то у меня бы вообще не было стимула жить. Кому нужна такая жизнь? Я не хочу быть рабыней в этом новоявленном притоне! Я не хочу подчиняться и выполнять всякую грязную роль подстилки для всяких мужланов. Если это моя судьба, то в топку такую судьбу.
Я снова плачу, а он все продолжает теребить мои половые органы.
– Хочешь, сниму с тебя грузики? – выпустив изо рта цепь, спрашивает он неожиданно.
– Хочу, конечно хочу! – чуть ли не кричу я, и снова отворачиваю лицо. Слезы заливают мне все лицо и попадают снова в глаза. Соль разъедает. Я такая беспомощная, даже слезы не могу себе вытереть! Как я докатилась до такой жизни?!
– Я сниму их, скоро. Но прежде, я должен попробовать тебя. Я твой сутенер, я должен знать, какой товар предлагаю. Давай-ка, дорогуша, покажи мне на что ты способна!
Да уж… Я не готова сейчас ему что-то показывать. А что я собственно умею? С мужем занимались любовью, максимум в трех позах: миссионерская, сзади и наездница. Я знаю, есть еще много чего, но мы особо не интересовались. Да и когда нам было интересоваться? Только и делали, что выясняли отношения.