— Не встревай, — рычу, не оборачиваясь. — Я его уничтожу, сотру в серую пыль! Его место на подошве моих ног! — я сейчас просто в бешенстве и говорю ей это в глаза, не мигая.
До того все больше мрачневшая, теперь Леди делает ко мне шаг и со всей силы бьет маленькими кулачками в грудь:
— Кретин! Чтоб ты провалился! Ненавижу! Ненавижу!
И почему так злится?
— Что? Дорожишь обществом этого ангела?
В ответ она всхлипывает и хлещет сильнее: мне достается по лицу, плечам, куда придется, — а затем грубо отталкивает. Отвожу взгляд — на глазах выступают слезы. Это слезы боли, безумной ревности и ярости — ярости, которую я сдерживаю из последних сил.
— Обещаю. Я уничтожу его, если увижу, что он снова коснется тебя! — кричу в сердцах.
Теперь она бьет меня, не переставая. Терплю. Все остальные демоны замерли, не решаясь встревать.
— Хотела, как лучше для Таро? Но зачем было идти одной?!
Демоница вдруг окончательно приходит в бешенство и замахивается — живот пронзает острая боль. Я смотрю туда и вижу, что она оставила неровный след от пяти внезапно выпущенных когтей. Боли не чествую — сейчас ее притупляет тяжесть гнева и обиды. Замечаю, что в глазах Леди застыли слезы. Она, замерев, наблюдает за тем, как мои раны затягиваются, будто их и не было, оставив в напоминание лишь кровавые подтеки, а после смиренно уходит к себе в комнату, не проронив ни слова.
Гонясь за огнем Леди, я обжегся об него не единожды — раз за разом она оставляет меня с разбитым сердцем.
Вместо того чтобы, наконец, оставить ее в покое, следую за ней.
— Вот так мы начинаем наши отношения?
Ворвавшись в комнату демоницы, замечаю, что дверь хлопнула слишком громко. До того сидевшая на кровати, устремив взгляд в ночное небо, Леди вздрагивает.
— Я виновата, — к моему удивлению она покорно опускает голову.
Хочу еще сказать что-то, но слова застревают в горле. Неужели она теперь понимает, какую ответственность я несу за нас обоих? Что последнее слово остается за мной, и только я принимаю окончательное решение в той или иной ситуации? Даже касаемо детей. Имею право навязать свою точку зрения всем асмодеевцам.
— Впредь буду советоваться с тобой, Дар, — теперь Илэриас виновато поднимает на меня свои голубые озера.
Воцаряется гробовая тишина, от которой мне неловко, да и весь пыл куда-то мгновенно улетучивается.
— Мне сейчас очень трудно вести с тобой диалог. Нужно время, чтобы остыть, — наконец, находятся нужные слова, и я в спешке покидаю ее, оставив наедине с мыслями.
Хочу найти Таро, который показался мне подозрительно спокойным. Может, он расскажет то, что меня успокоит? И зря я так с Илэриас? С этими мыслями застаю демоненка на кухне и замечаю, как он с жадностью опустошает уже ополовиненную бутыль с виски прямо из горла, запрокинув голову.