- Кончай дергаться.
Громов занес палец над кнопкой вызова врача.
- Хочешь, чтобы я поработал над твоей памятью?
- В смысле?
- Если тебе настолько тяжело, то я помогу. Прикажу провести курс интенсивной терапии, после которого ты собственное имя не сможешь вспомнить.
Проклятье, а ведь это реально. Мужчина способен на все. Наверное, для него было бы проще, если бы я потеряла память. Боже, да на такой поворот и рассчитывали. Иначе почему Громов заявился ко мне после слов о визите Захара и выстреле?
А может, врачи и пытались добиться такого эффекта, накачивая меня лекарствами. Намеревались стереть хотя бы самые свежие воспоминания. Паранойя или нет, но тут можно любой подлости ожидать.
- Пойми, девочка. Если ты вернешься к семье, то всех подставишь под удар. Будут целиться в тебя, зацепят тех, кто рядом.
Ректор продолжил говорить, но мне становилось все труднее слушать. Паника охватывала сознание.
Я не хочу терять память. Не хочу забывать. Я не хочу, чтобы мне промывали мозги, добиваясь эффекта амнезии.
Нужно быть осторожнее, сделать вид, будто соглашаюсь, принимаю условия.
- Хорошо, - кивнула я. – Вы правы. Но неужели нет никакой возможности устроить мне одну встречу с родными? Хотя бы только с мамой. Похороны прошли. Все поверили в мою смерть. Почему нам нельзя увидеться тайно?
Громов помедлил, будто и правда всерьез размышлял над моим предложением, а потом разорвал тишину такими фразами, от которых мой желудок моментально свернулся в морской узел.
- Твои родители приняли твою смерть. Зачем подвергать их волнению снова? Ты просто представь, какие чувства они испытают, если раскроется истина. Вы все равно больше не сможете жить вместе. У вас не будет шанса поддерживать связь. Они найдут дочь, но снова ее потеряют. Но теперь еще поймут, что ты находишься под угрозой. Нет ничего хуже бессилия. Потерять ребенка второй раз. Осознать, насколько ты слаб перед реальной опасностью.
- Вы не знаете моих родителей, - прошептала я, сглотнула так, что горлу стало больно. – А я знаю. Они точно захотят узнать правду.
- Уверена?
- Конечно!
- Я подумаю, что можно сделать.
Ректор поднялся и направился к выходу. Теперь все зависело только от его решения. Я ничего бы не сумела изменить. Мое сердце до сих пор кровоточило. Но совсем иначе, гораздо сильнее и мучительнее.
Стоит ли говорить, что я была готова прыгать до потолка, когда Громов одобрил встречу с моими близкими?