Пластмассовый дедушка был счастлив. Всё-таки он установил контакт с лучшими людьми города. Оставалось немногое. Только рассчитаться с гостиницей, отправить посылку Володе Удинцеву, увидеться с академиком Булкиным и евонным другом академиком Бутылкиным, подобрать себе материал для ракеты и кое-что ещё сделать по мелочам… И всё, можно двигать домой. В родные Шарики. За столом дежурного по этажу сидела строгая женщина. Она немедленно выписала счёт за номер.

— Уважаемая, — сказал Константин Михайлович, — где ж вы видели дырку на ковре?

— Как где? В вашем номере. Вы, небось, напились и дырку сделали.

— Нет у меня никакой дырки.

— Ишь чего говорит! Нет у него дырки! Пошли посмотрим.

В номере ковёр был цел.

— Где же дырка? — спросила растерянная горничная. — У всех была, а у него нет.

— А у меня нет. А у меня всё чинно-блинно. До свидания, уважаемая. Благодарствуйте!

В номере действительно всё работало. Всё было чинно-блинно. От раковины до вентилятора. И это испортило настроение дежурной на несколько долгих дней.

Сам Константин Михайлович отправился на почту и отправил Володе Удинцеву странный подарок — два не самых новых ботинка. Почтовая работница не хотела их принимать. Она кричала, что это позор. Кому такие нужны? И показывала ботинки очереди. Но очередь единогласно решила, что ботинки добрые и что их надо обязательно отправить. Что и было сделано.

Потом он кинулся домой к академику Булкину. Ему сказали, что Булкина нет. Уехал к своему другу академику Бутылкину.

Дедушка метнулся туда. Но выяснилось, что Бутылкина нет. Отправился на одноимённую с собой улицу к Булкину.

Короче, дело было мутное, и дедушка понял, что не судьба. Надо было вылетать в Шарики.

А двадцать восемь подъёмных кранов с чугунными чушками двигались в сторону карандашной фабрики. Ох, достанется ей! Прошёл час.

Двадцать восемь подъёмных кранов со страшной силой колотили трубу. Но без толку. Им не успевали подвозить чугунные бабы. Потому что труба стояла, а бабы разлетались вдребезги. И никто не решался позвонить главе и сказать, что его железное слово до сих пор ещё не сдержано.

— Сердечные, что это вы делаете? — спросил дедушка.

— Трубу рушим.

— И как рушится?

— Да никак не рушится. Сорок чушек разбили.

— А ну, дайте я встряну!