Напротив церкви стоял деревянный домик кафешки, в которой Вероника ни разу не была. Алексей пригласил ее за собой, вошел в дом, они прошли по скрипучим половицам в полумрак помещения со столиками, где не было никого, кроме двух дам среднего возраста, разодетых не по-деревенски и непонятно как оказавшихся за дальним столиком. Дамы о чем-то шептались меж собой. Алексей же усадил Веронику за стол, сбегал куда-то и принес блюдо с красиво разложенными на нём запечёнными рыбками.

– Вот, – смущаясь, сказал он, – за этим тебя и привез. Попробуй, это я поймал вчера. Камская рыба. Вино будешь?

Вероника кивнула, Алексей принес бутылку вина, налил ей и себе, махнув рукой:

– Выветрится, я немного.

Они выпили, вино растворилось в Веронике, как сахар в воде, она пробовала вкусную рыбу, отщипывая кусочки, и почему-то ей стало очень уютно и хорошо. Мысли ушли, депрессия растворялась то ли в вине, то ли в воздухе деревни, наполнявшем пустое неказистое кафе, что стояло у церкви-новостройки на берегу залива, который раньше был речкой со странным названием Шеметь. После, уже поужинав, они вышли на берег этой речки, Вероника вдохнула полной грудью, чуть не задохнувшись холодом, зябко укуталась в городской плащик, Алексей же, увидев это, скинул куртку и набросил поверх ее плаща. И небо, и река, и природа вокруг, и мрачные унылые домики – всё твердило Веронике о завершении существования, об угасании и вечном покое, это успокаивало и умиротворяло, она смотрела на Каму и улыбалась.

– Зима скоро, – заметил Алексей. – А потом весна, и все оживет и зазеленеет, потом будет веселое и теплое лето, а затем всё начнется сначала. И так всегда, ничего не изменить в петле времени, но в наших силах сделать петлю спиралью. Чтобы каждый ее виток поднимал нас выше и выше, к осознанию мира, умиротворению и гармонии. Понимаешь?

Вероника не понимала, но ей было хорошо и спокойно, поэтому она просто кивнула головой.

– Ты будешь со мной? – спросил Алексей, и она тоже просто кивнула, потому что здесь, в этом странном месте, не надо было думать и выбирать, место само выбирало, как когда-то в далекой седой старине, когда бродили по этим берегам неизвестные и странные лесные люди, поклонявшиеся то сонму своих богов, то огню, то зверям. И когда одержимый страстью маг Настуд зарыл недалеко свой сундук, оставив на столе в хижине главную святыню. И когда сотни ногайцев искали в бурных водах перстень хана, утерянный в походе на Соликамск. И когда раскольники с далеких берегов Керженца корчевали лесную землю под посевы, когда бегун Михайло пытался вырваться отсюда в надежде найти лучшую долю в мифическом Беловодье. Все это прошло, как пройдет и следующее, но если приподнять вечное кольцо времени, то люди станут чуть ближе к истине, затерянной в веках, о которых никто уже или ещё не помнит…

Станислав Николаевич по приезде домой всё больше времени просиживал у себя в кабинете, придирался к подчиненным по всяким мелочам, был угрюм и неразговорчив. Сослуживцы шептались по углам, мол, хотел жениться на той красивой даме, что присылала ему цветы, да дама дала неожиданно от ворот поворот. Вот и хмурый, всё дела сердечные – вздыхала женская половина отдела, и даже тети-полицейские, проверявшие пропуска на входе, судачили о том же. А Садомский всё сидел за столом, постукивал пальцами по злополучному фолианту времен чертовых Сасанидов и на настойчивые звонки Анастасии Валерьевны Паниной не отзывался, предпочитая выключать звук и переживать свое горе в одиночку. На робкие просьбы серого Вадима Павловича дать ему в работу фолиант, очень того заинтересовавший, поначалу отказывал, ссылаясь на занятость и необходимость исполнять непосредственные обязанности, вмененные научному сотруднику, а как-то раз и отдал, не желая больше видеть ни фолианта, ни сотрудника – ничего, что бы напоминало ему о грандиозном фиаско.

Хорошо еще, что не звонил олигарх с вопросами, что да как. Но Станислав Николаевич рано радовался: в один из дней его коммуникатор завибрировал, когда Садомский находился в уже стандартном состоянии прострации, и выдал номер человека, который оплачивал неудачную экспедицию. Станислав Николаевич долго глядел на двигающийся по столу от вибрации «Верту», но потом взял трубку.

– Станислав Николаевич, дорогой, – послышался на удивление весёлый голос хозяина жизни, – как вы, здоровы ли? Знаете, я у себя в кои веки, на работе, помните, офис на Васильевском? Да-да, там же. Не смогли бы вы заглянуть ко мне на чашку кофе? Нет, беседа не то чтобы деловая, но нужная. Да, прямо сейчас.

Просьба была почти приказом, Станислав Николаевич собрался, накинул стильное пальто от «Прада» и скрепя сердце отправился пешком в огромный офис олигарха, благо что до него было рукой подать. Пройдясь по мосту и проветрив голову свежим сентябрьским ветром, Садомский решил покаяться и пообещать деньги вернуть. Сумма была не столь значительна, потратить много не успели, а провинившимся копателям и вовсе не заплатили. Войдя через старинное парадное в офис, Садомский попал в руки личной помощницы коллекционера, девушки приятной во всех отношениях, но очень обычной, совсем не такой, как Вероника. Вспомнив ее, Садомский опять поник духом, вот и ещё было поражение на фронте, на котором он поражений не знал. Помощница отвела Станислава Николаевича в огромный кабинет, где его радушно встретил хозяин.

– Кофе? Коньяк? Нет? А я, знаете, купил ящик отличного коньяка в Шампани. Так как здоровье, дорогой Станислав Николаевич? Что-то я смотрю, вы совсем осунулись. Все работа? Как, кстати, дела по вашему сасанидскому кладу?

Садомский замялся, но после сообщил, что клад не найден и его выводы, опиравшиеся на старые документы, были ошибочны, умолчав об истинных причинах.

– Я все компенсирую, не волнуйтесь. У меня будет пара заказов на оценку, к концу года я рассчитаюсь с вами, – пытался отвести гнев сильного мира сего от себя Садомский.

– Да бог с вами, Станислав Николаевич! Что вы о деньгах. Я и не вспомнил бы о них! Кстати, раз уж так, может, посмотрите мое приобретение, оцените, а о деньгах и забудем тогда? – Олигарх хитро прищурился, сложив руки под выпирающий из-под дорогой кофты живот.

Садомский согласился, удивляясь, что всё стало так просто. Обычно этот человек ошибок не прощал. Олигарх пригласил его в соседнюю комнату, уставленную антикварной мебелью, открыл огромный шкаф английской работы времен Карла Второго:

– Вот, поглядите.

Садомский подошел поближе, всмотрелся в предметы, стоявшие на полках: серебряные чаши с золотыми ручками, золотые блюда разных размеров, кувшины из серебра и золота, фигурки людей, масляные лампы из фарфора, убранные в драгоценную обложку, монеты и украшения, с изредка утраченными элементами, но в прекрасном состоянии. И каждый предмет нес на себе четкие признаки происхождения, которое не могло быть оспорено, – это были артефакты империи Сасанидов.

– Ну, как ваше мнение, это оригинальные предметы? – улыбаясь, спросил олигарх. Садомский не отвечал, просто тщательно осматривал каждый. После получаса в тишине Станислав Николаевич повернулся к хозяину коллекции драгоценностей древнего Ирана и кивнул головой: