6. Я постараюсь не быть злым и карающим родителем.
7. Постараюсь быть реалистичным в своих претензиях к больному сыну / дочери. Но я также стану отдавать себе отчет в своей обязанности установить рамки допустимого поведения в доме для него / нее.
8. Я знаю, человек не может быть совершенным, поэтому я не стану ожидать максимально хорошего как от себя, так и от наркомана. Приложу усилия, чтобы честно анализировать свои недостатки и ошибки, буду стремиться стать лучше.
9. Я знаю, что большинство родителей (или другие члены семьи) склонны спасать детей из бедственных ситуаций, которые дети создали сами. Я понимаю, что несение ответственности за другого человека не несет помощи ему, а, наоборот, ослабляет. Я буду стараться, чтобы ребенок нес на своих плечах последствия своего поведения, своего неверного выбора.
10. Каждый должен нести свой груз. Я приложу все силы, чтобы сопротивляться своему желанию быть с наркоманом «в паре», «в одной игре». Когда я попадаюсь на его уловки, это ведет меня к злым обидам, а ему дает повод бежать от меня дальше.
11. Я знаю, что единственным человеком, за которого я могу нести ответственность, являюсь я сам. Это нелегко. Но я постараюсь сделать все, на что способен, чтобы своими чувствами, поступками и мыслями не наносить вред себе и близким. Я способен справиться с чувствами жалости к себе и обиды.
12. Я нуждаюсь в людях, и я им нужна.
Глава 10. Меня нет
Она продолжала выдавливать из упаковки таблетки, когда в спальню вошел муж. Через зубы прошипел:
– Ты что творишь, дура!
Вырвал из рук алкоголь и лекарства, сказал ложиться спать. Она послушно легла и закрыла глаза. Без протеста. Без сожаления. Во внутренней тишине.
От входа в дом до этого момента прошло всего несколько минут. Ее планы нарушили. Она физически не умерла. Но внутри за это время как будто умерла. Сдалась. Ушла. И теперь было все равно.
На следующее утро в экстренном порядке муж повез детей к бабушке и попросил приехать Диму. Она слышала, как по телефону мужчины обсуждали, что, конечно же, это была провокация, манипуляция, конечно же, блеф. Наверное, ее удивляло, каким безэмоциональным остается муж. Но, по большому счету, все происходящее не трогало. Она знала, как на самом деле. Не нужно было никому ничего доказывать. Она все еще слышала ту мертвую тишину внутри.
Приехал Дима. Казалось, такой спокойный. Или на самом деле спокойный? Кого это должно волновать, в конце концов… Расположился в кресле напротив.
– Что случилось? Зачем?
Она сидела по-турецки на диване, откинувшись на спинку, и рассматривала кучку углей и пепла в темной дыре камина…
– Дим… Дим, я мылась с утра уже два раза. Я терла себя мочалкой до крови. Дим, я все равно грязная. Я пахну не собой… это так сложно и так бессмысленно объяснять… словно есть прекрасный цветущий мир, а есть я, как говно, которое все портит. Меня не должно быть. Я – ошибка. Я не подхожу сюда. Мне слишком сложно. Я никого не люблю. Меня никто не любит. Я не знаю правил, которые все вроде знают. Не знаю, как жить. Не знаю, кто я… Меня нет, Дим. Просто меня больше нет.
Дима попросил посмотреть ему в глаза и сказать еще раз то же самое.
Даже поднять глаза было невыносимо. От одного взгляда ему в лицо кружилась голова. Горло, казалось, сдавливает железный обруч. Но она собрала все оставшиеся силы, глядя в глаза, повторила:
– Меня нет.