– Но ты же знаешь, что это не то, что я могу даровать самолично, – ответил он уклончиво. – Теоретически, как Верховный Лорд, да, но остальной Совет будет в ярости, и не зря. Я должен учитывать их желания.
– Да, я предвидел это, – собеседник настаивал. – Но раньше ты сказал, что их может впечатлить, если я покажу, на что готов, пройдя через полный обряд. Что, если я сейчас привяжусь к тебе кровью, в качестве акта доброй воли?
Идея сперва обескуражила Торисена, а потом и встревожила. Он много раз имитировал ритуал прежде, как с Харном в Тентире, но никогда дело не доходило до того, чтобы действительно резать ладони. Нет, сама кровь не волновала его и шрамы тоже. А что тогда? То, что Одалиан хочет, чтобы он так явно играл шанира? Да. Он чувствовал, как мозг отторгает саму мысль о подобной возможности. Но помешает ли это решению? Нет, конечно нет. Но… но… но…
– Проклятие, – сказал он с досадой на самого себя. – Твои люди сражались бок о бок с нами, и многие из них погибли. Мы что-то должны Каркинору за это. Что бы там дальше ни решил Совет насчет статуса союзника, по крайней мере я могу дать тебе шанс обосновать свое требование самыми крепкими из возможных личных отношений. Если они скажут «нет», я освобожу тебя, и никому вреда не будет. Ненастоящий Связующий Кровью может хотя бы это.
– Ты пройдешь обряд? – Голос принца звучал так страстно. Должно быть, опять разыгралось воображение – глаза его на миг стали холодны и жестоки. – Здесь? Сейчас?
– Посреди поля, где на нас ежеминутно будут натыкаться носильщики? Нет. Я полагаю, можно пойти на обзорную площадку утеса. Отпустим часового и останемся одни.
– Это, – сказал принц, – было бы замечательно.
Джейм кружила по комнате, ища выход. В действительности слово «комната» не совсем подходило. Это был внутренний отсек шатра лорда Каинрона – самого большого и запутанного из всех, что Джейм когда-либо видела. Ее привели сюда, окруженную стражниками Каинрона, около двух часов назад. Марк, Жур и вольвер, по-видимому, тоже стали пленниками. Она не думала, что Каинрон что-то сделает с ними, но драгоценное время уходит, а Тори так и не предупрежден.
Стены были из туго натянутого толстого холста, выкрашенного в желтый и оранжевый. Можно было бы прорезать себе дорогу, если бы Каинрон не забрал Нож. Девушка все-таки попробовала распороть шов, но ее когти были ободраны до мяса и даже не высовывались. Напасть на охрану? Хорошо бы, только до них не добраться. Вход в комнату зашнурован снаружи – приспособление, заставившее предположить, а не служила ли и раньше эта «келья» тюрьмой, возможно, только без этого изящного столика в углу, на котором стоят чаши и графин с вином, и без раскиданных на холщовом полу подушек. Джейм в полнейшем расстройстве пнула одну из них. Черт, черт, черт.
Проход развязывали. Через секунду охранник откинул полог, и внутрь, улыбаясь, вошел Каинрон, красующийся в белом камзоле с вышитыми по плечам подсолнухами и маргаритками. В золотистом свете комнаты он сам, казалось, лучился. За его спиной стражник вновь зашнуровал проход.
– Извини, моя дорогая, за то, что оставил тебя так надолго в одиночестве. Тебе было удобно?
– Почему ты держишь меня пленницей?
Он презрительно приподнял бровь, словно безмолвно сокрушаясь отсутствию хороших манер у собеседницы:
– Пленницей? О нет! Почетной гостьей. Но я вижу, ты и не притронулась ни к чему освежающему из того, что специально оставили тут мои стражники. Позволь налить тебе немного вина. – Он подошел к столу.
– Где мой брат?
– Где-то на нижнем лугу, якобы помогает сортировать раненых. Принц тоже там. Вскоре их дорожки, без сомнения, пересекутся. Приятная неожиданность для них обоих.
Он играет с ней. Он знает, что она знает о переврате, потому что ему сказал Серод, но он не знает, что она знает, что он знает. Будь прокляты все эти игры. Нет на них времени.
– У Торисена наверняка есть друзья среди высокорожденных, если и не в самом Совете, – сказала она. – Что они скажут, когда обнаружат, что ты позволил ему пойти в ловушку, подстроенную перевратом, прикинувшимся принцем?
Он повернулся и посмотрел на нее:
– Ах. И кто же им расскажет? Ты? Джейм застыла от его тона: