Фея выпустила руки Закатиглазки, они стояли под сводом мраморной беседки античного стиля, вокруг, среди затеевато подрезанных кустов бродили павлины, доносилось журчанье воды, это струя спадала из акведука в, расположенный перед беседкой, большой бассейн, дно которого было выложено мозаикой, изображавщей Пассейдона верхом на дельфине, возле бассейна сидел роденовский «Мыслитель», чуть поодаль возвышался Давид — детище таланта Буонаротти, ещё, одна скульптурная группа изображала жреца — прорицателя Лакоона и его сыновей, борющихся со змеями.

— Присаживайся, дитя, — Фея пригласила Принцессу за небольшой овальный столик чёрного дерева, и сама села напротив.

Натюрморт был впечатляющий: все сорта икры, перепелиные яйца с омаром и трюфелями, мраморная говядина, грибы мацутаке, живые устрицы с лимонным соком, филе — миньон, тёплый лобстер по-летнему, королевская дыня нарезанная дольками, на золотом блюде красовались грозди винограда «Римский рубин», клубника с бизе и сливками, несколько бутылок розового шампанского дом периньон и кристалл брют, коньяк «Генрих четвёртый», и большой графин с водкой Дива премиум.

Кобольд и Заяц обсели Фею с двух сторон, и не дожидаясь особого приглашения, каждый сам себе, наполнили бокалы.

Заяц откупорил бутылку коньяка, налил пол бокала, и макал в него язык морщась от удовольствия, Кобольд же предпочёл водку, налил полный коньячный бокал и осушил его залпом, срыгнул, и закусил устрицей.

Но стоило Фее взяться тоненькими пальчиками за ножку бокала для шампанского, обое голодных животных, вскочили со своих мест, схватили по бутылке шампанского, и отпихивая друг друга горлышками бутылок, наполнили бокал игристым напитком, да так, что аж пена пошла через края.

Закатиглазка не к чему не прикасалась, хотя Заяц с Кобольдом чавкали так соблазнительно.

— Скажи, добрая крёстная, — попросила Принцесса — а правду ли говорят, что Козлинная ведьма, твоя сестра, единоутробная?

— Правду, — ответила с лёгким вздохом Фея — и, боюсь, это моя вина, что она стала такой. Я так Из-за этого переживаю, места себе не нахожу, — Фея сделала маленький глоток шампанского и повела рассказ — Когда моей сестре исполнилось шестнадцать лет я решила взять её с собой на бал. Она, так, обрадовалсь, весь день не могла усидеть на месте, выбрала лучшее кринолиновое платье и изумрудную тиару, крутилась перед зеркалом как юла, переспрашивала у меня имена всех кавалеров, которые будут на балу, рассчитывала на пальцах с кем она будет танцевать первым, с кем вторым, и так далее. Успела, даже, определиться кому позволит проводить себя домой. И, вот, настал долгожданный час, она вся трепетала, когда мы входили в бальный зал, но, к сожалению, на этом её счастье и окончилось, никто её не приглашал, я пыталась успокоить сестру, говоря, что бал, только, начался, что нужно подождать, кавалеры, ещё, не напились и робеют. Время пошло за полночь, все, уже, изрядно надрались, но претендентов всё не было. На этот случай, у меня была заготовка, в виде танцора — стриптизёра, которому я заплатила, за то, что бы он взялся развлекать мою сестру, но когда я сказала ему, что пришла пора, он просто вернул мне деньги, и добавил, что сам доплатит, ещё, столько же неустойки, но, даже, под пулемётом не подойдёт к моей сестре. Бал, уже, подходил к концу, близился рассвет, когда разыгралась, самая ужасная часть трагедии. Сестра, поняв, что не только, танцевать, но и проводить её домой никто не рвётся, начала громко мекать, перекрикивая музыкантов, приставила выпрямленные указательные пальцы к вискам, и принялась скакать по залу, распугивая танцующие пары, я пыталась успокоить её, но она меня не слушала, только продолжала мекать по-козлинному, остановившись в самом центре зала, она прокричала, что отныне и во веки веков, все мужики козлы, прокляла их, и исчезла со вспышкой молнии. С тех самых пор она предалась чёрной козлинной магии, и не разговаривает со мной.

Фея пальчиком смахнула слезинку с длинных ресниц и продолжила:

— Я сразу поняла, что вы её повстречали, на тебе её волшебные шлёпанцы «Пынеходы».

— Так они всё — таки волшебные!? — оживилась Закатиглазка — Ео есть я могу загадать желание, ударить каблучками друг о друга и оно сбудется?

— Конечно, нет, — опровергла Фея — какая глупость! Просто, в рекламе сообщалось, что эти «Пынеступы» лечат сколиоз и плоскостопие, спешите заказать, всего за 9. 99, а по мне, если обычные шлёпанцы лечат, хоть что-нибудь, то они должны быть, не иначе, как волшебные, или тот кто их покупает не вполне адекватен.

— То есть вы не придерживаетесь идеи, что все мужики козлы? — уточнила Закатиглазка.

— Напротив, я считаю, что это прекрасные и полезные существа, — Фея подняла опустевший бокал, и Заяц с Кобольдом, вновь, трясущимися руками наперебой наполнили его шампанским — всё, что ты видишь здесь создано ими ради меня и для меня. Отчего же мне их за это не любить?

— Да — да, всё для Вас, — затараторил Заяц и взял ручку Феи в свои лапы — Я, старый заяц, и не знаю слов любви.

Тут же на колени к Фее забрался Кобольд с трюфелем на серебряной вилке, и обхватил её своей лохматой рукой за тонкую талию.

— Богиня, на что вам этот старец? — Кобольд кивнул в сторону ошарашенного от такой наглости Зайца-то ли дело, я — прирождённый начальник. Мне, сейчас, настойчиво предлагают пост министра, у Короля Многоземельного, а для министра нет ничего невозможного, когда речь идёт о такой как вы.

— Брехло! — завопил Заяц — Это я буду министром, а ты, всего — лишь, мой зам, и я тебя, вообще, премии лишу, на год, а потом выгоню! Не слушайте этого бонвивана, моя Лилит, это презренный голодранец, а я вам буду подарки дарить!

— Я не принимаю подарков от незнакомых мужчин! — строго ответила Фея, и добавила — Если это, конечно, не Лексус.