— Да что же это такое делается!

— Это к деньгам, — сказала Принцесса.

— К деньгам это когда птичка обгадит! — не согласился Заяц.

Не успел он это сказать как что-то мокрое лянулось ему на макушку.

— Неужели, таки, обгадила? — пробурчал поражённый Заяц и осторожно потрогал маковку, его пальцы залипли в слюне — На меня кто-то плюнул? Откуда?

Он задрал морду вверх, но никого не увидел, только, верхушки мерно покачивающихся деревьев.

Вдруг Принцесса подскочила к сосне, под которой они спали, обхватила её руками, и принялась трясти, посыпались шишки, старые пожелтевщие иголки, и что-то, с уханьем, как пробитый воздушный шарик, ударяясь об ветки, и сдирая кору дерева, хлопнулось под ноги Закатиглазке.

Принцесса подхватила одной рукой упавщее созданье и подняла на уровень глаз.

Это оказался маленький, чуть выше колена, человечек, с короткими кривыми ножками, в больших кломпах, грязных чулках, и коричневых бриджах на подтяжках, из под которых торчал крысиный хвостик, на пузатеньком тельце была клетчатая рубаха с декоративными пуговицами и красный жилет.

Лицо, человечка отличалось безобразием: крошечный подбородок поросший щетиной, ротик — подковка, нос картофелиной, крохотные чёрные глазки с нависающими косматыми бровями, при этом необычайно большая, как футбольный мяч голова, с широкой залысиной ото лба и жёсткими всклокоченными чёрными волосами, а в качестве одеколона, от него шло жёсткое перегарное омбре.

— Не троньте меня! — пищал человечек — Я повелитель шахт и господин копей, повелитель рудников, страж угля и металла! Будете бить, я заявление на вас напишу!

— А я знаю кто ты! — радостно произнесла Принцесса, и поставила человечка на землю — Ты — Кобольд! Гном живущий в шахтах, но не занимающийся горным ремеслом. Что ты делаешь так далеко от своих штолен?

— Накрылось всё, — пробурчал Кобольд — за год погибло триста с лишним шахтёров и шахту закрыли как особо опасную.

— Вот же несчастьице, — расстороилась Принцесса.

— Так, это, ещё, сильно заниженные цифры — Кобольд отряхивал сосновые иголки с жилета — Я в начале февраля валуном человек пятьдесят задавил, а в газетах написали, что троих. Далее, в марте, газу в забой напустил и подорвал их к такой-то матери, не меньше семидесяти, а через семь дней.

— Но зачем вы это делали? — оборвала его Закатиглазка.

— Что бы знали кто начальник! — гном ударил себя в грудь волосатым кулаком — Я - владелец горных богатсв! И перед входом в шахту они, такова их обязанность, оставляли мне подношения, и была у меня особая вышка, с которой я на каждого плевал!

— Для этого мне вышка не была нужна, — вставил Заяц.

— Молчать! — гаркнул на него Кобольд — Я - начальник! — и продолжил — Они рассчитывали, что за подношения я пакостить им не буду, а я всё — равно пакостил! Начальник, что хочу то и делаю, тогда эти бездельники снесли мою вышку, не хотели они, видите ли вы, что бы я на них плевал, ну какая им, спрашивается, разница, итак чумазые с ног до головы. Перестали оставлять для меня пиво и сосиски, не понимали, что для них это честь. Я, за такое, их до полутысячи извёл. Так шахта и обанкротилась. А я, вдобавок, навёл на неё металлистов, оборудование повырезали, до последнего болтика. Потом там, естественно, всё затопило и я перебрался сюда, нашёл себе норку, и живу с чувством выполненного долга.

— А мы с Зайчиком заблудились, — Прицесса опять села под сосну — может вы бы нам помогли выбраться?