— Так у мене і горілочка є, — предложил Дед — із перцем, добрюча.
— Это другое дело, — облизнулся Кобольд — пару стаканчиков можно пропустить.
Вся компания расселась вокруг костра.
Принцесса сидела верхом на горшочке с золотом, не желая ни на секунду расставаться с ним, даже в пустыне. Дед любезно отдал весь свой ужин внучке, а Кобольд и Заяц распивали четверть, поочереди прилаживаясь к горлышку бутылки, и громко срыгивая перегарные пары.
Первым опьянел Заяц, и сделав очередной глоток, упал на бок, Кобольд успел перехватить бутыль из лап отключившегося коллеги.
— Бездарная скотина, — охарактеризовал он Зайца и пригубил бутылку, в три глотка допив оставшуюся водку.
Принцесса, хоть, к алкоголю и не прикасалась, но окосела, не хуже экс — председателя, пускаюшего слюни в песок.
Она с трудом удерживала веки открытыми, в глазах двоилось.
— Шо трапилося, онуця? — обеспокоенно спросил Дед-тобі погано?
— Нет, все нормально, — не призналась Принцесса, еле шевеля языком.
— Дивно. — Дед пристально посмотрел в помутневшие глаза внучки — повинно буть погано. Я добре їжу отруїв. Може цеанід видохся?
— Ты же, небось, его по-дешёвке брал, старая сволочь? — Принцесса выронила тарелку из онемевших рук.
— Це з моїх старих запасів, якісний, — Дед порылся в карманах и извлёк блистер с белыми шариками — Ось і термін придатності є, спливає сьогодні, — он приблизил упаковку к глазам, что бы разобрать мелкий шрифт, пробежал написанное глазами и закусил бороду — от халеро! Не ті пігулки! Це моє снодійне, — Дед засунул блистер обратно в карман и разочарованно добавил — а я так сподівався тебе, дурна бабо, отруїть, ну ні чого, золото все одно моє. — с этими словами старик столкнул Принцессу с горшочка.
Закатиглазка развалилась на земле, снотворное полностью сломило её могучий организм, погрузив в глубокий бесчувственный сон. Напротив неё валялся пузом к верху Заяц, сзади, обняв его как мягкую игрушку храпел Кобольд — оба мертвецки пьяные.
— Я Дід — хітрун, я Дід — розумник, — нахваливал себя пенсионер, пританцовывая какой-то давным — давно забытый танец своей молодости.
Натанцевавшись, Дед присел перед горшочком и с наслаждением запустил в него старческие дрожащие ладони.
Монеты, гладкие и тяжёлые, приятно холодили кожу.
— Справжнісеньке золото, — шептал старик и алчный огонёк разгорался в его, умудрённых годами, глазах.
Золото, действительно, было самое настоящее. Каждая монетка была омыта кровью и слезами.
Люди, доведённые до нищеты, проигравшиеся, обманутые, задушенные поборами, умирающие от голода и болезней — на них, как и полагается, было сколоченно богатство чугунного горшочка.