— Ненавидишь меня? М? — и он перегнулся через барную стойку, заглядывая мне в глаза. — Ну давай, скажи это… Скажи, как сильно ненавидишь меня, Майя…скажи.
Но я лишь грустно усмехнулась с его слов. За эти три дня, что я просуществовала в доме Тимура, я вдруг поняла, что больше ничто не важно. Ничто не имеет значение. Больше не страшно. Больше не больно… И лучше бы я и дальше продолжала ненавидеть его, потому что не чувствовать ничего оказалось гораздо страшнее. Казалось, что я просто перестала чувствовать…перестала жить. Словно больше никогда не смогу вернуть себе привкус жизни и искрящихся от счастья глаз.
— Нет? Не скажешь? — продолжал он, только ему известные игры. — Неужели сдалась? Неужели наша непокорная и сильная Майя опустила руки?
Я откинулась на спинку стула, сложив ногу на ногу и снова подняла на Тимура пустой взгляд.
— Да, я смирилась с тем, что теперь я безвольный раб, робот без права свободы и какого-либо права на выбор. Но только знай, Тимур, что на долго меня просто не хватит. Поэтому когда ты в один прекрасный день зайдешь в мою комнату с очередным приказом меня уже не будет.
Мои слова нисколько не тронули Тимура и даже не удивили. Он все с таким же равнодушным выражением лица продолжал на меня смотреть.
— Неужели? Покончить собой захотелось? — и он поднялся на ноги. — Хорошо. Жди здесь.
И Тимур вышел из кухни, направляясь только ему одному известно куда. Он вернулся спустя несколько минут, быстро приблизился к моему стулу и с громким грохотом швырнул на барную стойку пистолет.
— Дерзай! — прокричал он. — Только с предохранителя не забудь снять.
А я как загипнотизированная смотрела на холодный металл, прокручивая в голове варианты дальнейших действий. Мне понадобилось пару минут, прежде чем я подняла его в дрожащие руки. Холодная сталь обжигала кожу, ладошки потели, а перед глазами все расплывалось, превращая одно оружие в три. Подставила холодное дуло к виску и мои губы нервно задрожали, а зубы с громким стуком ударялись друг о друга. Тимур стоял в несколько шагах от меня, увлеченно наблюдая за моими действиями. Подняла расплывчатый взгляд на Тимура и в гробовой тишине кухни раздался щелчок спущенного предохранителя. По щеке уже давно скатилась предательская слеза, разбиваясь о паркет. Та Майя потерялась за оковами боли и унижения. Та Майя была живой, а это мертвая. Та Майя была счастливой, а это совсем перестала улыбаться, словно провода с током безжалостно обрубили и он на отказ перестал поступать в мой организм. Словно всю радость безжалостно высосали, наполняя пустой сосуд болью. Этот ад никогда не закончится, Тимур продолжит ломать косточку за косточкой, уничтожая меня. Бежать некуда. Спасти некому. Надеяться не на что. Где найти выход, когда все двери заблокированы? Как починить сломанную куклу, отказывающуюся дальше работать? Как… Когда даже малейший шанс на свободу испаряется у тебя перед глазами. А порой смерть это облегчение. И закрыв глаза, я спустила курок…
Майя
Тишина… Это действительно странно, но звук тишины до боли резал по ушам. Сердце все еще бешено билось в груди, кровь потоком растекалась по организму, а пустота до сих пор сжимала внутренности. Открыла глаза и с презрительной ухмылкой, отшвырнула от себя пистолет. Неужели он меня за идиотку держит? Да ни один нормальный мужик в здравом уме и трезвой памяти не вручит самовольно пистолет до трясучки ненавидящей его бабе. Это же смешно. И тут два вывода. Либо человек больной и сильно наивный. Либо он Тимур. А это значит, что он далеко не дурак. Ведь я спокойно могла пустить ему пулю в лоб, даже глазом бы не моргнула. Да, потом мои мозги разлетелись бы по этой чудесной кухне, но все же. Тимур был бы мертв. А он явно любил свою жизнь и ни в коем случае не желал расставаться с ней из-за глупой девчонки. Поэтому спуская курок я на девяносто процентов была уверена в том, что он не заряжен. Ну, а на оставшиеся десять процентов я уже ответила(читай главу одиннадцать если что).
Тимур уставился на меня шокирующим взглядом, совсем не осознавая, что я только что действительно спустила курок. Его взгляд до самых краёв был наполнен страхом и диким шоком. Не ожидал? Что ж я умею удивлять.
— Ты… — его словно контузило, — зачем, Майя? Тебе так плохо? — и он приблизился ко мне, аккуратно положил ладошки на мои щеки, поднимая лицо.
Мой пустой взгляд встретился с его ужасающим. Голубые и вечно черные. Счастливые и вечно уничтожающие. Мы всегда были разными. Мы всегда будем порознь.
Тимур
Щелчок о спущенном курке раздался несколько минут назад, а я с не верующим взглядом смотрел на ту, что самовольно хотела убить себя. Я лишь хотел проверить насколько сильна ее ненависть ко мне. И задумка была в том, что она должна была выстрелить в меня. В меня, черт подери! Но пистолет застывший у ее виска говорил совсем об обратном. Майя, как же так? Неужели жизнь со мной стала для тебе по-настоящему личным адом? Но я ведь каждый раз только и хотел ее уничтожить. Каждый день жил в раздумьях о том как же ее сломать. Каждый раз вспышке гнева представлял как ломаю ее хрупкие позвонки. И вдруг именно сейчас я осознал, что совсем не хочу, чтобы эта взбалмошная девчонка уходила из жизни. Больше того я этого боюсь… Неизвестные для меня эмоции с головой захватили в свой круговорот и я начал задыхаться от этого цунами. Страх. Шок. Адреналин. Запустили в моем организме цепную реакцию, которую я не в силах был контролировать…
— Майя… — и только я выдавил из себя слово, как меня перебили.
— Я никогда. Слышишь меня? Я никогда не смирюсь с такой жизнь… Я лучше сдохну, чем буду личной собачкой на привязи, — процедила Майя, брезгливо скидывая мои руки со своего лица.
Резко отдалилась от меня, словно я ментально причинял ей неимоверную боль и, сложив руки на груди, уставилась на меня, как на врага народа. А я больше не хотел этой войны. Я больше не мог выносить этого отреченного, полного злобы взгляда. Я не хотел видеть ее боль. Я так хотел вновь хоть на секунду увидеть те всполохи жизнерадостных искорок в ее глазах, что каждый раз ослепляли меня своим светом. Но они безвозвратно потухли… Я так хотел увидеть эту ослепительную улыбку на ее губах, что каждый раз заставляла меня улыбаться. Но она сменилась презрительной усмешкой. Я так хотел услышать очередную колкость, шутку, что заводила меня с полуоборота. Но и это сменилось молчанием.