— Родители дадут мне денег.

— Не думаю. Ваши родители меня не знают. Да и вы не знаете меня, ведь так?

Она покраснела и спрятала лицо на моем плече.

— Вот и нет, я знаю вас, — прошептала она. — Я могла бы описать вас по памяти — целиком.

Я решил посмотреть, как далеко это может зайти, и сказал:

— Масса женщин могли бы описать меня подобным образом.

Она не прореагировала.

— Мне это безразлично. Больше они этого делать не будут.

— Но вы ничего обо мне не знаете.

— Я не знала ничего о вас.

Она стала напевать песню Дюка с таким названием.

— Вы и сейчас знаете не больше, — заверил я ее.

— Тогда расскажите мне, — сказала она, перестав петь.

— В конце концов, — сказал я, — не знаю, как я мог бы помешать вам выйти за меня замуж. Вот разве если уеду. Но мне не хочется уезжать.

Я не добавил: «пока не получил Лу», но именно это я хотел сказать. Джин приняла все за чистую монету. Эта девица была в моих руках. Надо было ускорить ход дела с Лу. Джин положила голову мне на колени, а сама пристроилась на краю сиденья.

— Расскажите мне, прошу вас, Ли.

— Хорошо, — сказал я.

Я сообщил ей, что родился где-то в Калифорнии, что у отца моего были шведские корни, и отсюда — мои белокурые волосы. У меня было трудное детство, потому что родители мои были очень бедны, и в возрасте девяти лет, в самый разгар депрессии, я играл на гитаре, чтобы зарабатывать на жизнь, а потом мне повезло: я встретил одного типа, когда мне было четырнадцать лет, он заинтересовался мною, увез меня с собой в Европу, Великобританию и Ирландию, где я провел десять лет.

Все это были бредни. Я действительно десять лет прожил в Европе, но не в таких условиях, а всем, чему я научился, я был обязан лишь самому себе и библиотеке типа, у которого я работал в качестве слуги. Я не сказал ей ни слова и о том, как этот тип обращался со мной, зная, что я негр, ни о том, что он делал, когда его приятели не заходили повидать его, ни о том, как я расстался с ним, заставив его подписать чек для оплаты моего путешествия обратно и прибегнув для этого к специфическим знакам внимания.

Я рассказал ей кучу чепухи о моем брате Томе, и о малыше, и как он погиб в результате несчастного случая; считали, что не обошлось без негров, эти типы — большие притворщики, это раса прислужников, и что одна мысль приблизиться к существу с другим цветом кожи делает меня больным. Итак, я вернулся и обнаружил, что дом моих родителей продан, брат мой Том — в Нью-Йорке, малыш в шести футах под землей, и тогда я стал искать работу, и я обязан этим местом в книжной лавке другу Тома; это-то было правдой.