Что же я творю, твою мать?

Снижаю напор с огромным трудом. Но это нужно сделать, иначе девочка навсегда захлопнется от меня, спрячется в свою раковину, и я ее оттуда никогда не выколупаю, останусь на голодном пайке.

И это понимание отрезвляет. Отстраняюсь, с ликованием замечаю тень разочарования в прекрасных, чуть затуманенных глазах. Она неохотно выпускает меня из своих рук. Но только для того, чтобы в следующий миг снова ухватить меня за шею и притянуть к себе.

Так она не боится. Чувствует, ведьма рыжая, свою власть надо мной. Как плавлюсь, как с ума схожу, как скоро рехнусь…

Свечи, расставленные по комнате, источают тонкий аромат корицы.

И мне дико нравится сочетание ароматов моей жены — клубнично-шоколадного и воздуха — коричного!

Даже заводит, хотя куда — уж дальше! Дубина и так уже топорщит полотенце, в паху судорогой скручивает все мышцы, но я сосредотачиваюсь на Нике, смотрю в нереально огромные зеленые озера ее глаз, такие доверчивые сейчас.

Не испорти все, Аристарх! — мысленно приказываю себе.

Отрываясь от меня, Ника томно потягивается, словно кошка и напряженно смотрит мне в глаза.

— Что же ты со мной делаешь, маленькая? — хрипло шепчу я и нависаю сверху, опираясь на локти, чтобы не придавить хрупкую фигурку своим телом.

Умом понимаю: я слишком большой для нее, по всем параметрам, но сейчас мной руководит не разум — инстинкты.

Я медленно освобождаю ее от одежды, не срываю, как того хотелось, а аккуратно стаскиваю предмет за предметом, сгорая в агонии. Обцеловываю каждый оголяющийся миллиметр кожи. Ника дрожит в моих руках. От страха ли, страсти? У меня в голове слишком много тумана, чтобы понять.

Наконец оголяю восхитительную нежную девичью грудь. Она идеальна. Настолько, что мои ладони накрывает ее полностью.

Прикосновение к груди почти обжигает, мне не хватает воздуха, но я упрямо ласкаю свою девочку.

Ника стонет, выгибается навстречу моим рукам и губам. А мне хочется ее всю, поглотить целиком, впитать.

Я чувствую себя каким-то ненасытным, алчным монстром и оттого усиливаю контроль — нельзя сорваться, только не сейчас, когда Сахарок даже ножки с готовностью разбросала для меня.

Стаскиваю трусики. Мое рыженькое чудо хочется поцеловать везде, а особенно там, куда манит узенькая рыжая дорожка волос. Но Ника стыдливо съеживается.

Да, поторопился — сам болван.

Заново распаляя малышку, успокаивающе целую ее скулы, подбородок, завладеваю ртом и трахаю ее рот языком, задавая ритм и демонстрируя, что ее ждет. Она покорна — сплетает свой язык с моим, ноги снова расходятся, спина выгибается, глаза шальные, а руки блуждают по моим плечам и спине.

Вот теперь зверя можно не сдерживать… Картинным жестом срываю с себя полотенце…