Его дружки тоже обступают, зажимая в тесном пространстве прихожей.

Их намерения откровенно написаны на гадких рожах.

Меня трясёт. Я никак не могу включить телефон. Почти ненавижу себя в этот момент.

Что делать? Надо же как-то потянуть время. Запудрить им мозги.

— И всё-таки, — начинаю, делая всё, чтобы голос не дрожал, — где Маша?

— А Маша с парнем своим… — говорит Эдик. — Тебе интересно, как я тебя нашёл? А через Машу и нашёл. У тебя ж в ВК страничка пустая, за то у неё — забитая. Там есть и твои фоточки. Дальше — дело техники. И вот я здесь. Сегодня Машенька мне сама написала. Сказала, что помнит мой интерес к тебе и дарит нам возможность побыть вместе. Просила друзей прихватить. И вот мы пришли. Все твои. — Он разводит руки, пытаясь меня обнять.

Но тут его, как котёнка, отшвыривают от меня прочь.

Ещё двое других, нервно оглядываясь, ковыляют к двери. Она сейчас просто нараспашку. Человек, который появился внезапно, видимо, ловко открыл отмычкой. Или чем там открывают.

Он очень высокий, наверное, одного роста с Ресовским, с холодным режущим взглядом серых глаз.

— Девушку я забираю, — говорит тихо, но от одного только звука его голоса пробирает дрожь.

Встреть я такого человека в тёмном переулке — шарахнулась с криком. Он — во сто крат опаснее тупых отморозков, что пытались меня здесь зажимать.

Сейчас они кивают, как китайские болванчики, и даже не думают ему возражать.

Он берёт меня за локоть и тянет за собой, приказывая:

— Шевели ногами. У нас мало времени.

Когда мы оказываемся в лифте, я рассматриваю его получше — наверное, его можно было бы назвать красивым, не будь черты лица такими холодными и резкими. Он одет в джинсы, мягкий светло-коричневый джемпер и чёрную кожаную куртку.

И кого-то мне напоминает — этот разрез светлых, льдистых глаз, волевой подбородок, ежик на голове.

Но моё сознание в ступоре и неспособно сейчас разглядеть очевидное.

— Кто вы? — наконец, решаюсь спросить. — Почему пришли за мной?

Меня натурально колотит от близости этого страшного человека.

Он или бандит, или, наоборот, слишком принципиальный правохранитель.