Она просто прожигает нас взглядом.
— О, Нинок, — улыбается Вадим, — прошу к нашему шалашу. Это Ника. Я тебе про неё рассказывал.
Нина, правда, хмурится ещё сильнее от таких слов. Но подходит ближе, протягивает ухоженную наманикюренную ладонь:
— Нинель Одинцова.
— Вероника Ресовская, — говорю, пожимая её ладонь. И чувствую, как сердце заполняет радость от того, что я могу носить эту благородную фамилию.
— Жена того самого? — округляет глазища Нина.
— Ага, — говорю, — того самого. Но Вадьку я у тебя тоже заберу, — она мрачнеет, ощеривается, но я тут же добавляю: — в крёстные. Ты не против?
Нина облегчённо вздыхает.
— Куда вас денешь, — произносит уже теплее, — в крёстные — бери.
Поднимаюсь, иду к двери. Им надо побыть одним. Моё время здесь истекло. А о Нине Вадим расскажет сам, когда захочет. Я успела заметить кое-что важное — он смотрит на неё так, как никогда не смотрел на меня. Как на богиню. У Ариса бывает такой же взгляд. Он всегда появляется, когда встречаешь своего человека.
На пороге оборачиваюсь и говорю:
— И ещё, Нина, запомни: если ты разобьёшь ему сердце — будешь иметь дело со мной. А я, знаешь ли, — генетический мутант, секретная разработка правительства. Так что бойся!
Её глаза округляются, превращаясь в натуральные плошки. Нервно икает. Кажется, поверила. Это хорошо.
Тихо хихикаю и выскакиваю прочь. Настроение на высшей планке. Не знаю, как не взлетаю. Но иду так легко, что кажется — крылья за спиной, и они меня несут.
К тому, кто ждёт у дверей клиники. Единственному и любимому.
Это Аристарх настоял, чтобы я навестила Вадима. Очень убедительно распространился про незакрытый гештальт.
Всё, закрыла. Перелистнула страницу окончательно.
Сбегаю по ступеням больничного крыльца и сразу попадаю в крепкие объятия. Задираю голову, чтобы встретить лучистый и тёплый взгляд, словно тёмный янтарь, пронзённый солнечными лучами.
— Ну как он? — чуть взволновано спрашивает муж после жаркого бесстыдного поцелуя.
— Напросился в крёстные! — выдаю я, греясь и нежась в лучах счастья, которое щедро источает любимый.