Среди прочего замешательства и разочарования, я сажусь на землю, обнесенного стеной сада. Мне нужна минутка, чтобы перевести дух и решить, что же мне делать. Льюис отправил мне послание через видение. Я не уверена, что с ним делать. Я не знаю, кому он не смог помочь… или спасти. Неважно, реален в моей голове Льюис или нет, от меня не укрылась его забота об окружающем мире. Он безоговорочно любит людей. Он хочет поступать правильно. Он хочет сделать мир лучше. Льюис, заикающийся художник, не стыдиться того, кем он является на самом деле, не прячется от своих страхов. Думаю, поэтому он оказывает влияние на стольких детей по всему миру. Обычно взрослые носят маски, когда им приходится иметь дело с детьми, но Льюис открывался им. Он принял свою суть и мир вокруг себя, и решил, что будет видеть только хорошее во всей этой грязи.

В отличие от того, что я делала за последние шесть недель. Теперь я знаю, что было ошибкой притворяться, будто всего этого не было. Если я чокнутая, прекрасно. Не следовало мне избегать Мухоморни, чтобы притворяться, что событий последних шести недель не было. Слова Пиллара снова звенят в ушах: Безумцы — всего лишь нормальные, которые сдались на милость безумию мира. Я не уверена, что он сказал именно эти слова. Я помню смысл, который крылся в том, что он сказал…снова, если только он когда-либо существовал и это не плод моего воображения.

Когда я сажусь, я снова слышу крики девушки внутри Мухоморни в главном здании. На этот раз, от ее криков по моей спине пробегают мурашки гнева. Вальтруда и Оджер, должно быть, наслаждаются, мучая ее, смеются над ней и ударяют ее током снова и снова.

Даже не думай об этом, Алиса, предупреждает меня мой внутренний голос. Тебе не суждено спасать жизни других людей. Ты всего лишь сумасшедшая девчонка, которая изо всех сил избежать шоковой терапии.

Я сжимаю руки в кулаки и стискиваю зубы, когда девушка кричит снова. Это запросто могла быть я. Каждый раз, когда она кричит, я вспоминаю необъяснимое видение о бедных детях, просящих хлеба. Неужели Льюис имел в виду то, что не смог спасти их? Сожаление в его глазах было безошибочным. Буду ли я сожалеть, если я сейчас не спасу девушку в Мухоморне? Буду ли я сожалеть, если не спасу саму себя? Я не могу. Я не герой, но я не могу просто быть свидетелем чьего-либо несправедливого наказания.

— Прекратите это! — Кричу я Вальтруде и Оджеру из-за стены. — Прекратите мучить ее! — Мой голос кажется громче, чем я предполагала. Прилив энергии бежит по венам, и мне кажется, что я уже ощущаю боль от инструментов в Мухоморне. — Прекратите ее мучить! — повторяю я, стуча по земле. Я все еще могу остановиться. Быть может, Вальтруда не услышала меня. Но я упряма и не могу выносить крики. Я бросаю камни в стены. Крики прекращаются.

Несколькими минутами позже, главная дверь в сад распахивается. Передо мной возвышается Вальтруда, постукивая электрошокером по своим толстенным пальцам. Улыбка, длинною в десять миль, сияет на ее лице.

— Ты что-то сказать, Алиса? — спрашивает она, пока ко мне приближается Оджер. — Я знать, что ты долго не сможешь играть ф свой игру.

Ухмылка на лице Оджера заслуживает Оскара за Самое Глупое Изображение Зла. Он продолжает ухмыляться мне с превеликим удовольствием, пока Вальтруда надевает на меня наручники, чтобы отвести в Мухоморню… и это не злобная улыбка Чешира. Мне плевать. Я стою на своем и говорю то, что считаю правильным, даже если я безумна.

— Значит, ты фсе-таки безумна, — ворчит Вальтруда. — Ты до сихпор верийть в Страна Чудес. Ты так сильно верийть в нее, что желайть поменяться местами с дефчонкой, которую даже не знайть в пыточной комнате.

— Почему бы вам не заткнуться и просто не покончить с этим, — огрызаюсь я.

— Знаешь, а веть я обмануть тебя в этом, — Вальтруда прикуривает сигарету. — Мне пришлось застафить дефчонка кричать изо фсех сил, чтобы ты услышать ее. На самом деле, мы обращаться с ней не так уж плохо. Я знать, что ты думаешь, будто ты рождена спасать жизни. Глупышка. — Она смеется и дает пять Оджеру.

Они тянут меня вниз и волокут вдоль по коридору, ведущему в пыточную комнату. Мои губы начинают подрагивать от вкуса предстоящей боли, которая так хорошо мне знакома. Мухоморы по обе стороны снова стучат о прутья своих клеток.

— Алиса. Алиса. Алиса!

У входа в комнату, телефон Вальтруды жужжит. Она смотрит на номер и морщится.

— Это Доктор Тракл, — бормочет она и поднимает трубку. Вальтруда слушает какое-то время, ее губы кривятся, а лицо тускнеет. Наконец, она вешает трубку и разочарованно таращится на меня. — Тебе фезет, Алиса, — говорит она. — Доктор Тракл отправляйть тебя для дальнейший обследование за пределы лечебницы.

Слабая улыбка появляется на моих губах. Должно быть, это Пиллар. Что-то грядет. Быть может, новая миссия? Я сбита с толку тем, как я счастлива. Кого я обманывала последние шесть дней? Я зависима от этого. Я зависима от уходов из лечебницы, зависима от безумия внешнего мира. Я зависима от спасения жизней.

Вальтруда развязывает меня, ее губы кривятся.

— Теперь иди, переодевайся. Но помни, когда фернешься, тфои мосги — мои. Я сделаю ис них картофельный пюре с кетчуп из тфоей кровь!