— Утешительно. Но меня интересует его состояние до аварии.

Доктор Харрис как бы шагов на пять отступил.

— А именно?

— Ну, не могло что-нибудь повлиять на случившееся, объяснить, куда он в такое время ехал...

— Можно взглянуть на ваши документы?

— Что? — Неожиданный вопрос. — Зачем?

— Убедиться, что вы тот, за кого себя выдаете.

Невозможно. Все документы на имя Джона Тайлески. Ничего на собственную фамилию.

— Я должен доказывать, что прихожусь сыном собственному отцу? Почему, скажите на милость...

— У пациентов свои привилегии. Я обычно ни при каких обстоятельствах не обсуждаю историю болезни без их разрешения, даже с женами. Сделал бы исключение для ближайшего родственника, если вы им являетесь.

Поскольку нельзя предъявить документы, надо попробовать уговорить доктора.

— Не будь я его сыном, зачем мне это было бы нужно?

— Может быть, вы адвокат или присланы адвокатом для возбуждения иска.

— Какого к черту иска?

— В пользу кого-нибудь пострадавшего в происшествии.

— Кроме отца, никто не пострадал.

— Не знаю, — пожал плечами доктор Харрис. — Вообще ничего не знаю о несчастном случае. Знаю, что здешний народ возбуждает иски из-за упавшей шляпы. Лотерейная психология. Фальшивых гарантий выше крыши. Даже люди, никогда не видевшие избирательного бюллетеня на президентских выборах, чертовски хорошо знают, какому адвокату звонить об ушибленном пальце.

Доктор Харрис начинал кипятиться.

— Говорю вам, я не адвокат. Даже не помню, когда в последний раз разговаривал с адвокатом, то есть не считая моего брата, судьи из Филадельфии.

Может быть, это его успокоит, понадеялся Джек. И напрасно.