— Мистер Крофорд пришел, чтобы одолжить старую полотняную опору для спины, которую Кристофер Джексон смастерил когда-то для Тома, страдавшего лихорадкой. Мисс Крофорд… очень слаба и мучается от боли, вот мы… я и подумала, что с опорой ей станет немного легче.
При иных обстоятельствах Джулия, возможно, воспользовалась бы представившимся случаем, чтобы отчитать Сьюзен за легкомыслие и безрассудство, с которым та потворствует наглым проходимцам, зарящимся на чужое имущество, и распоряжается мэнсфилдским достоянием, а заодно обвинить кузину в дерзком самоуправстве, скрытности, бесстыдной самонадеянности и коварстве, однако события этого вечера настроили миссис Йейтс на самый благодушный лад. Хоть Том и не пригласил Шарлотту открыть бал, как ему надлежало поступить, ухаживания его за мисс Харли не увенчались успехом, что необычайно окрылило Джулию, надежды ее стали теперь, как никогда прежде, близки к осуществлению. Что ж, если Уильям Прайс намерен всерьез добиваться руки этой простушки Луизы Харли, Бог ему в помощь! Джулия сомневалась, что у Уильяма за душой есть хотя бы тысяча фунтов; лишенный связей и покровительства влиятельных друзей, он едва ли поднимется выше капитана, разве что случится чудо.
На сей раз миссис Йейтс удовольствовалась замечанием, исполненным высокомерного изумления:
— Опора для спины? Ее одолжил Крофорд? Не думаю, что мы когда-нибудь увидим ее вновь. — Промолвив это, Джулия проследовала в танцевальный зал.
Едва ли ожидалось, что на следующее утро за завтраком будут царить сердечность и благодушие; накануне все разошлись по своим спальням глубокой ночью и теперь, усталые, опустошенные, не испытывали желания говорить за чашкой чая или кофе. Исключение составлял один лишь Уильям; поднявшись в семь часов, он успел прогуляться по саду и окрестным рощицам и теперь завтракал с отменным аппетитом, неустанно расспрашивая кузена Тома об осушении почвы, о пахоте, о валке леса и о множестве тому подобных вещей. Его неиссякаемая веселость, живость и искренность, не омраченная сознанием вины, коей Уильям за собой не чувствовал, счастливое неведение, беззаботность, с которой он поглощал холодную ветчину и горячие гренки, а более всего неизменная доброжелательность гостя совершенно обезоруживали Тома, затаившего было обиду на новоявленного капитана. После завтрака кузены вышли на залитую солнцем террасу, и Том пригласил Уильяма отправиться вместе с ним на выгон, взглянуть на недавно приобретенного жеребца.
Чуть позднее пришли мистер Уодем с миссис Осборн поговорить о бале и показать леди Бертрам шараду, сочиненную мистером Уодемом:
— Боже мой, мистер Уодем, как изящно, как умно! Уверена, мне никогда не угадать, что это значит. Это какая-то птица… О Господи, может быть, лебедь? Павлин? Орел?
Видя, что леди Бертрам нашла себе приятное занятие на долгие часы, Сьюзен ускользнула из дома, чтобы наведаться в Уайт-Хаус и узнать, пригодилась ли мисс Крофорд опора для спины, помогла ли хоть немного смягчить страдания.
Она нашла брата с сестрой в освещенном солнцем саду, мисс Крофорд полулежала в кресле, откинувшись спиной на опору. Сьюзен искренне порадовалась счастливой перемене: больная выглядела лучше, казалась живее, ее обычная бледность сменилась легким румянцем.
Почти тотчас Генри поднялся и откланялся, сказав, что сестре, как ему кажется, удобнее принимать не более одного посетителя, а ему надобно позаботиться о своих лошадях в «Георге», он задумал прокатиться по деревне, освежить старые воспоминания.
— Генри встретил одного знакомого в «Георге», — заметила Мэри. — Капитана Сартона, товарища вашего брата по путешествию. А теперь расскажите мне скорее о бале. Сделал ли ваш кузен Том предложение мисс Харли? Имели ли вы успех? Могу немедля сообщить вам, что одним обожателем вы, несомненно, обзавелись: мой брат не был так потрясен со времени своей последней поездки во Флоренцию, когда он посетил галерею Уффици, а это, позвольте заметить, случилось много лет назад. В самом деле, Генри был совершенно очарован вашей наружностью, он сожалеет лишь о том, что вам приходится прозябать здесь, вдали от света, в расцвете вашей юности и красоты. Я говорю ему, что здесь вы играете важную роль, наполняя мою жизнь весельем и радостью, и это он готов принять, хотя и неохотно. Однако скажите мне откровенно, что вы думаете о Генри? — продолжала Мэри, заметив, что Сьюзен не поддержала ее шутливого тона. — Он таков, как вы ожидали? Таким вы воображали себе поклонника вашей сестрицы Фанни?
— Нет, вовсе нет. Ох, разве я могу сказать? Не знаю. Он кажется очень… серьезным.
Вопросы мисс Крофорд смущали Сьюзен, она отвечала почти наобум. Мэри, смерив ее долгим проницательным взглядом, добродушно промолвила:
— Вы устали, вечерние увеселения и хлопоты утомили вас. Не будем вспоминать о них. Это подождет. Как-нибудь в другой раз вы расскажете мне, как мисс Йейтс обдала презрением капитана Сартона и как Джулия выискивала недостатки в пирожных.
Внимательнее приглядевшись к своему другу после ухода мистера Крофорда, Сьюзен заключила, что кажущееся улучшение лишь видимость: цвет бледным щекам Мэри придал легкий слой румян, а оживление ее объяснялось радостью от встречи с братом. Больная, однако, храбро уверяла, что чувствует себя лучше, много лучше и надеется на полное исцеление. Одни лишь глаза выдавали ее.
— Ваша опора для спины необычайно удобна. Я бесконечно благодарна вам за то, что вспомнили о ней. Спинки стульев и кресел такие твердые, вдобавок в них нет никакого наклона. И я безумно рада, что вы встретились с Генри; я втайне мечтала об этом, но не смела надеяться, что мечта моя осуществится. Теперь мне осталось лишь желать, чтобы вернулась Фанни.
От ее улыбки, полной горькой иронии, у Сьюзен мучительно сжалось сердце.
— Вы не привели ко мне сегодня малышку Мэри? Вы, верно, подумали, что я слишком занята Генри и не захочу ее видеть. Но вы были не правы, решительно не правы; я всегда рада малютке, а она неизменно приносит мне утешение. Умоляю, приведите ее скорее снова, приведите завтра.
Сьюзен пообещала взять с собой племянницу и вскоре после этого ушла, не желая своим присутствием разлучать брата с сестрой. Вдобавок ей предстояло разыскать собственного брата. Предстоящая беседа с Уильямом занимала все ее мысли. Как дать ему понять, что, ухаживая за мисс Харли столь откровенно, не имея, возможно, серьезных намерений, он наносит несомненный урон своему кузену Тому? Как убедить его, какие найти слова? Сьюзен воображала, как Уильям рассмеется и скажет, что кузену Тому следует хорошенько задуматься: если молодая леди столь легко забывает о первом своем поклоннике, отдавая предпочтение второму, то, верно, ее чувства не слишком сильны. Однако сестринские увещевания пришлось отложить до лучших времен; возвратившись домой, Сьюзен обнаружила, что Уильям, взяв охотничью лошадь Тома, отправился на верховую прогулку с капитаном Сартоном. Он появился лишь к ужину: двое друзей совершили путешествие по окрестностям, попутно заехав в Грешем-Хилл, чтобы справиться о мисс Харли, узнать, не слишком ли ее утомили недавние увеселения. Миссис Мэддокс оказала им самый теплый и радушный прием, пригласив пообедать. Уильям сообщил, что упряжная лошадь Мэддоксов уже не хромает и обитатели Грешем-Хилла готовы ехать к римским развалинам в любой день, какой только выберет Том.
Сам Уильям, узнав об экспедиции, пришел в восторг и горел воодушевлением; ему уже доводилось видеть великолепные руины в Геркулануме и Риме, а также в Испании. Эти древние римляне настоящие дьяволы, право слово! Они только и делали, что бродили по миру, оставляя повсюду грандиозные развалины. Неясно лишь одно: отчего они вечно строили свои дома без стен, обходясь одними только огромными колоннами и арками, открытыми всем ветрам и вовсе не защищенными от непогоды? Но если во владениях кузена Тома имеются римские развалины, Уильям с радостью взглянет на них, а понадобится их раскопать, за этим дело не станет: дайте ему лопату, и вы получите отменные руины; это будет превосходное развлечение.