Но сама идея представляется весьма нерациональной. Не говорю уж о том, что сжигать — не утилизировать, а фактически уничтожать. Важнее тут иное соображение — экологическое. Зарубежный опыт уже дал отрицательный результат в этом направлении. Оказывается, в процессе сжигания отходов в печах образуется сильнейшее отравляющее вещество — диоксин. Конечно, его выделяется не так много, но вполне достаточно, чтобы причинить вред и природе, и людям. Помимо диоксина в атмосферу попадает большое количество хлора, соляной кислоты, двуокиси серы, которые не удается удерживать даже при помощи самой современной фильтрации.
По поводу сжигания мусора специалисты многих стран вывод уже сделали: печи — наследие эпохи, которая окончательно ушла в прошлое, ибо подобный метод борьбы с бытовыми отходами ведет, как минимум, к потерям сырья и рождает новые отходы. Разве подобные факты неизвестны в Министерстве коммунального хозяйства? Зачем же повторять зады?
Если говорить о пищевых отходах, то для них есть еще одна, невидимая людям, свалка — канализация. И сюда попадают остатки с нашего стола. Они приносят большой вред работе очистных сооружений. Но куда вреднее и расточительнее другие отходы — от предприятий пищевой индустрии, прежде всего от пивоварен, молокозаводов и мясокомбинатов. Обрат и сыворотка, даже цельное молоко, немалыми ручейками стекающее на пол при обработке на заводах; пивная дробина, барда, солодо-дрожжевые закваски; бульоны, кровь и субпродукты — все это многими сотнями тысяч тонн уходит в канализацию. Министерство мясной и молочной промышленности ежегодно получает задание утилизировать свои отходы хотя бы частично. И ежегодно сравнительно небольшое это задание выполняется в лучшем случае на треть. Причины вроде бы объективные — нет соответствующего транспорта для перевозки на свинарники, скажем, бульонов и сыворотки. Но ведь в бульоне пять процентов сухого вещества и полпроцента жира. Каждая тонна сыворотки — это десять килограммов белка, сорок килограммов молочного сахара, сто кормовых единиц. При наших масштабах переработки животноводческой продукции потери на ее отходах уму непостижимы. Вот лишь один конкретный пример того, что можно взять из так называемого вторичного сырья молокозавода. По предложениям ученых из Северо-Кавказского института маслосыродельной промышленности и Ставропольского политехнического института, разработана новая технология переработки сыворотки. Она была внедрена на Кардоникском маслосырозаводе, здесь же, в Ставропольском крае. В результате завод получил за год дополнительно 40 тонн сливочного масла. После отбора масла оставшаяся сыворотка вновь перерабатывается, из нее извлекают белок для приготовления сырной массы «Кавказ» — еще 250 тонн продукции. Затем из сыворотки, которую предварительно сгущают в вакуум-аппаратах и пропускают через кристаллизаторы, получили более ста тонн молочного сахара. Но и это не все. На заводе пустили в дело воду, которой промывают центрифуги после получения кристаллов молочного сахара. Из этой воды путем выпарки получили биостимулятор. Вот его уже легко транспортировать на свинарники. А здесь он повышает привесы в среднем на 10 процентов. В деньгах вся добавочная продукция принесла заводу около 400 тысяч рублей чистой прибыли за год. Вот какие богатства сливаем мы в канализацию. Еще одна цифра: по стране ежегодные остатки сыворотки составляют примерно 10 миллионов тонн. Не менее двух третей из этого количества забирает свалка.
Мы уже давно пишем и читаем о том, что передовая технология на птицефабриках, к примеру, использует все, кроме петушиного крика. Но знать и делать — вещи разные. Лет десять назад в Южно-Уральском научно-исследовательском институте земледелия (ЮжуралНИИЗ) был проведен такой опыт. На откорм поставили три группы бычков. Две группы опытные и одна контрольная. Основной рацион для всех был одинаков. Но животным в опытных группах давали некие добавки, которые позволили получать ежесуточный привес на 100 граммов выше. Этой добавкой был пудрет.
За парфюмерным термином крылось нечто отнюдь противоположное. Но вначале небольшая информация из того же еженедельника «За рубежом». В Йоркшире (Англия) проводятся эксперименты по переработке помета бройлеров в корм для крупного рогатого скота. Новый корм, как считают специалисты, сможет удовлетворить все потребности животных в белке на заключительном этапе откорма. Во время одного из экспериментов ферментированный помет использовался вместе с концентратами для кормления четырехмесячных животных. Сначала они старались выбирать из кормушки только концентраты, но вскоре привыкли к рациону, который на две трети состоял из обработанного помета бройлеров. Лабораторные опыты, которые включали обработку помета муравьиной кислотой и добавку меласс, позволили получить достаточно питательный, хотя и не отличающийся высокими вкусовыми свойствами корм. По мнению специалистов, рацион, состоящий из девяти частей ячменя и двух частей помета, может полностью удовлетворять потребности крупного рогатого скота в питательных веществах.
Именно такой корм в ЮжуралНИИЗе эвфемистично назвали пудретом. Пятая часть рациона может состоять из него, на каждом килограмме привеса экономится кормовая единица. Примерно такие же экономические показатели и за другим бросовым вторичным кормом — переработанным пометом свинокомплексов.
Недалеко от Челябинска стоит крупнейший на Южном Урале свиноводческий комплекс «Красногорский». Здесь откармливают в год более сотни тысяч свиней, основа их рациона — сухие комбикорма и концентраты. Как правило, они довольно грубого помола, а потому перевариваются далеко не полностью. Исследования показали, что непереваренных, так сказать, живых кормов в свином помете комплекса остается более 10 тонн в сутки. Была попытка выделить их, переработать в тот же самый пудрет и скормить скоту в знакомом нам уже откормочном совхозе «Сосновский». Опыты оправдали себя во всех смыслах. Но… были прекращены.
Вот и второй вывод из нашего разговора, лишенного благоухания, но, надеюсь, не смысла: если свалки все-таки «худеют» за счет более или менее рационального отношения к пищевым отходам, то довольно незначительно. Впереди — непочатые резервы, как и непочатые проблемы.
А теперь о втором источнике «похудения» городских свалок — о макулатуре. Тут уж дело куда как болезненное для многих горожан. Разве мало выстаивают они в так называемых «живых» очередях за макулатурной книгой. А если есть эта самая «живая» очередь, значит, плохо поставлено «неживое» дело. А за ним — огромное богатство: по подсчетам специалистов Госснаба СССР, пять миллионов тонн бумаги скапливается в наших руках за год. Как же ими распоряжаемся?
В мировой практике потребление вторичного волокна для производства бумаги и картона составляет около 25 процентов. И эта доля растет. В ГДР, Франции, Японии она составляет уже половину. Оно и понятно: макулатура не только восполняет нехватку древесного сырья, ее широкое использование позволяет экономить большое количество природных ресурсов. Одна тонна макулатуры сберегает пять кубометров древесины, а двадцать тонн сохраняют от вырубки один гектар леса.
Только за одну пятилетку переработка макулатуры сохраняет нашей стране 600 тысяч гектаров леса. Выгоды, как видим, уже самоочевидны, хотя мы еще не учли экономию энергетических и трудовых ресурсов. Макулатуру дешевле перерабатывать, чем древесину. И тем не менее бумагу мы продолжаем рвать, сжигать, вывозить на свалку. Из пяти миллионов тонн ее, что скапливаются в наших руках за год, заготовители принимают один миллион. Примерно такое же соотношение, как с пищевыми отходами.
Мы все помним, как начинался эксперимент «Макулатура». Суть его известна чрезвычайно широко. Уже стало привычным видеть на полках магазинов стопки книг, которые нельзя приобрести иначе, как за макулатурный талон. В Ленинграде и Киеве вошли в строй действующих два крупных комбината по переработке макулатуры. Всесоюзный институт вторичных ресурсов разработал экономически эффективный способ переработки ее в типографскую бумагу разных сортов. Намечено строительство заводов, которые будут работать по этой технологии.
Но операция «Макулатура» идет отнюдь не в масштабах всей страны. Лишь крупные города проводят ее. В том числе и Челябинск. Потому от населения на книжные талоны принято за десять последних лет около двух миллионов тонн бумаги. В Челябинске на талоны ее принимают 5—6 тысяч тонн в год. Две трети общего сбора дают предприятия и пионерские рейды бережливости. План, как правило, не выполняется, хотя даже на талоны макулатуру сдать непросто. Очереди в киоски «Вторсырья» занимают за сутки до объявленного дня приемки. Сам не раз был в них пятисотым. Но дни эти объявляют нерегулярно. Чаще на дверях киоска можно видеть объявление: «В связи с перегруженностью базы прием макулатуры временно прекращен до особого распоряжения».
— Нормативами Госснаба СССР предусматривается иметь приемный пункт вторсырья на каждые шесть тысяч жителей. Иными словами, Челябинску надо, как минимум, сто пятьдесят пунктов, а имеем вместе с передвижными едва десятую часть от потребного количества, — объясняет Ю. Калашников. — Стационаров у нас всего девять, это на миллионный город. Вы называете их киосками. А не лучше ли назвать избушками на курьих ножках?
Что верно, то верно. Но местный трест «Вторсырье» получал импортные югославские приемные пункты в компактной упаковке. Собрать их ничего не стоит: в упаковках есть все, от железных конструкций до болтов, даже светильники и мебель в этом же комплекте. Несколько дней на монтаж — и пожалуйста, готов самый современный киоск-магазин под названием «Стимул». Название не случайное: магазин не только принимает вторичное сырье, но и ведет встречную продажу товаров. Косметика, детская хлопчатобумажная одежда, хозяйственные товары несомненно привлекут сдатчиков сырья. Магазин опрятен с виду, красиво оформлен изнутри. Его площадь — 144 квадратных метра. Здесь же расположены складские помещения. Словом, красиво, удобно, выгодно.
Но в городе всего один такой «Стимул». Несколько штук, поступивших было на склады треста, разместить в Челябинске не удалось, их отдали в другие города. Челябинские архитекторы не разрешили ставить новые магазины «Вторсырья» из-за того, что они, мол, захламят город. Аргумент более чем несостоятельный. Будто «избушки на курьих ножках» чище. В Москве и Ленинграде «Стимулы» преспокойно стоят в самом центре и никому не мешают. В местной прессе не раз поднимался вопрос о том, что даже при желании челябинцу негде сдать вторсырье. Для устранения недостатков горисполком предусмотрел построить девять стационарных и организовать дополнительно 20 передвижных приемных пунктов, доведя их общее количество еще в 1983 году до пятидесяти. Это решение осталось на бумаге. Лишь в летне-осенний период действуют 15 передвижных фургонов. Из десяти стационарных пунктов построен один.
С другой стороны, челябинским заготовителям нужно и самим проявлять побольше расторопности, не уповать только на эти специализированные магазины. Первый автофургон в городе обслуживал Александр Петрович Фаткулин. Ему сейчас под восемьдесят, но он продолжает работать приемщиком утиля. Его пункт считается лучшим в Челябинске. Это по производственным показателям. А сам по себе он обычный, в подвале многоэтажного жилого дома на окраине. В подвале душно, затхло, тесно. Люди сюда заходят редко. Лишь беспрерывно звонит телефон: когда будет прием макулатуры на книжные абонементы?
— Вот ведь сумели заинтересовать сдатчиков бумаги, — рассуждает Александр Петрович. — И по другому утилю можно так же работать. Нам, заготовителям, нужен ходовой товар — консервные крышки, хорошие, но не дорогие кремы и лезвия для бритья, туалетная бумага, пеленки, носки, чулки хлопчатобумажные. Но многого из этого нет. Ну, и агитация нужна, пропаганда. Шевелиться нужно.
Александр Петрович вспоминает, как до войны он и его коллеги на лошадях объезжали город и во дворах громко объявляли, что завтра будет массовый прием утиля, объясняли, какие выгоды государство и население получает от этого, показывали образцы встречных товаров. Особенно много было дешевых детских игрушек. Нет лучших сдатчиков сырья, чем дети: как муравьи, все соберут и в кучу снесут, лишь заинтересуй их. Ну, а сейчас все изменилось.
— Свалка развратила и нашу службу, — считает Фаткулин. — Привыкли на ней грести лопатой за нерадивыми промышленниками. Я сколько раз об этом говорил на собраниях. А мне — сиди, дед, сейчас время крупномасштабных операций и механизации.