— Викинг! — смеялась она, упираясь ему в плечи и отталкивая его от себя.

— Чаровница, — отвечал он, улыбаясь ей. Над ними плыли снежинки, сверкая на солнце и осыпая его волосы алмазами, серебря его черные брови, целуя его улыбающиеся гу­бы. Лаура неподвижно лежала под ним, вне­запно ощутив тепло его тела, прижимавшегося к ней.

Едва слышный внутренний голос кричал ей: так нельзя! Нельзя быть так близко к нему! Это неприлично. Нет, это опасно. Чересчур опасно. И все же она не могла найти слов, чтобы приказать ему оставить ее в покое. Она столько времени провела одна, и с ней был Коннор, только Коннор.

— У тебя такой чудесный смех, — сказал он и смахнул снег с ее щеки, прикасаясь хо­лодной и гладкой черной перчаткой к ее коже, и ей ужасно захотелось ощутить тепло его пальцев. — Ты должна чаще дарить его другим людям.

Снежинки таяли на его смеющихся губах, и прозрачные капли падали на ее губы, теплые от его поцелуя. Она помнила, каким было прикосновение его губ: крепким, нежным и бесконечно соблазнительным. Неужели он целовал ее только вчера? Казалось, прошла целая жизнь с тех пор, как его губы прижались к ней.

Она высунула язык изо рта, ловя и пробуя снег на вкус. Коннор шумно вдохнул воздух.

Густые черные ресницы опустились — он посмотрел на ее губы. Лаура знала, о чем он думает. Он хотел поцеловать ее. И он по­целует ее, если его не остановить. Она должна остановить его, думала Лаура, глядя, как его губы приближаются к ней. О Боже, да, она должна остановить его!

— Лаура! — прошептал он, прикасаясь к ней губами. — Моя прекрасная Лаура!

Его дыхание согревало ее окоченевшую ще­ку. Он целовал ее, медленно прижимаясь сво­ими губами к ее губам. «Нужно остановить его! Нельзя позволять ему такие вольности!» Но когда Лаура попыталась оттолкнуть его, ее пальцы ухватились за его широкие плечи, пытаясь крепче прижиматься к нему.

Он был как лето, пришедшее в мир вечной зимы. Он был как все улыбки, какие она видела в жизни, смех, который она когда-либо слыша­ла, все надежды и все мечты. И она хотела его тепла, его улыбки, его смеха.

Вдруг из его груди вырвалось рычание. Кончик его язычка проник в щель между ее губами. Лаура вспомнила восхитительный вкус его языка, проникающего ей в рот и сра­жающегося с ее языком. Она знала, что хочет снова почувствовать это, и сильнее, гораздо сильнее, чем прежде.

Она раскрыла рот, уступая натиску его скользкого языка. У него был вкус корицы, кофе и тех пряностей, которые всегда заставят ее вспоминать о Конноре, только о Конноре.

Руками она обхватила его за шею, чтобы быть ближе к нему. Но как бы крепко она ни прижималась к нему, этого было недоста­точно, явно недостаточно. Их разделяла плот­ная одежда.

В ее мозгу вспыхнули видения из запретно­го сна. Каждая клеточка тела хранила воспо­минания о том, как его Кожа скользила по ее коже, как его плоть прикасается к ней, стре­мясь к таинственному месту, спрятанному глу­боко внутри нее.

Она извивалась под ним, пытаясь подо­браться ближе к его телу. Неожиданно она почувствовала, как он застыл, услышала бо­лезненный стон. Затем Коннор поднялся, осво­бождая ее.

Он смотрел на нее, выдыхая на ее губы теплые облачка пара. Лаура устремила взгляд в невероятную синеву его глаз, желая его поце­луя и недоумевая, почему он остановился.

Он проглотил комок в горле.

— Ты простудишься, если будешь лежать.

«Слишком поздно», — подумала Лаура, ког­да реальность ледяной водой проникла ей в жи­лы. Она закрыла глаза, чтобы не видеть неотра­зимой красоты его лица. Нужно прекратить эти глупости! Нельзя путать сны с реальностью. Господи, помоги ей, она должна уберечь себя от гибельного увлечения этим викингом.

Лаура чувствовала, как Коннор отстраняет­ся от нее. Ей с трудом удалось удержаться от того, чтобы потянуться к нему. Если она не справится со своими причудливыми фантази­ями… Лаура содрогнулась, подумав о послед­ствиях. Однако она не знала толком, была ли это дрожь страха или дрожь предчувствий.