— Может быть, ты передумала, любимая?

— Никогда!

Тогда он улыбнулся, и на правой щеке у не­го появилась ямочка.

— Значит, в чем бы ни было дело, все не так ужасно.

— Надеюсь, что ты прав. — Софи взгля­нула на Лауру, которая качала головой, без­молвно умоляя тетю молчать. — Не волнуйся, дорогая.

Дэниэл взглянул на дочь. Лаура опустила глаза на свои стиснутые руки, избегая взгляда отца.

— Боюсь, что начать будет нелегко. — Со­фи подошла к столу, напротив которого сидел Дэниэл, и подняла стоявший на столе пресс для бумаг в форме клипера, который принад­лежал ее, отцу. Она хорошо помнила, как смот­рела на этот пресс в то утро, когда заявила отцу, что уезжает — в тщетной попытке спас­тись. Она так и не смогла сбежать из тюрьмы, которую любовь к Дэниэлу воздвигла вокруг ее сердца.

— Софи, — сказал Дэниэл, и его глухой голос заставил ее забыть о былом. — В чем бы ни было дело, мы сможем преодолеть все трудности.

Софи надеялась, что он окажется прав. Она могла всего лишиться; следующие несколько минут все ее будущее будет висеть на волоске. Однако она не могла выйти замуж за Дэниэла, не сказав ему правды. Она повернулась лицом к нему, хватаясь за свою книгу, как за спаса­тельный круг.

— Дэниэл, как ты знаешь, моя бабушка со стороны матери была урожденная Пакстон.

— Я ее помню. — Дэниэл откинулся в крес­ле и скрестил длинные ноги, как человек, не подозревающий о торнадо, угрожающем его жизни. — Ты унаследовала ее глаза.

— Да. — Софи схватилась за книгу. — И кое-что еще.

— Софи, милая, у тебя такой вид, будто тебя собираются сжечь на костре.

Лаура застонала. Дэниэл взглянул на дочь, подняв брови в безмолвном вопросе.

— Тетя Софи, умоляю, не надо!

— Я обязана сказать, дорогая. Дэниэл перевел взгляд на Софи. Его темно-синие глаза были полны смущения.

— Кто-нибудь объяснит мне, что здесь происходит?

— Мне кажется, лучше всего сразу все ска­зать. — Софи облизала пересохшие губы. — Я — ведьма.

Дэниэл улыбнулся.

— Нам всем время от времени случается выходить из себя.