— Подожди! — Коннор попытался сесть. — Я…

— Потом, дорогой. — Эйслинг подняла ру­ки и, щелкнув пальцами, исчезла в вихре бело­го шелка и сверкающих золотых звезд.

Коннор упал на подушку, застонав, когда тупая боль пронзила ему спину. Он взглянул на Лауру, наблюдая, как она просыпается. Ее густые ресницы затрепетали, она глубоко вздохнула и, открыв глаза, заморгала.

— Коннор! — Лаура выпрямилась в крес­ле, глядя на него так, как будто он вышел из могилы. — Ты проснулся!

Он улыбнулся.

— Я чувствую себя гораздо лучше.

— Боже мой! — Она поднялась с кресла, как марионетка, которую дернули за ниточки, опустилась на кровать рядом с ним, прикос­нувшись к его щекам дрожащими руками. — Ты правда жив? И ты поправишься, правда?

— Я буду в полном порядке. — Он накрыл ее руки своими ладонями, прижимая пальцы к своей щеке. — Не волнуйся ни о чем.

Лаура закрыла глаза, и дыхание вырвалось из ее уст долгим вздохом, согревшим его щеку.

— Врач говорил, что ты не доживешь до следующего дня.

Коннор покачал головой, прижавшись гу­бами к ее мягкой ладони.

— Врач ошибался.

Она посмотрела на него глазами, полными слез.

— Кажется, мне дарован второй шанс. Коннор лежал неподвижно, позволяя ее чувствам вливаться в него, унося боль раз­рыва, ибо то, что наполняло его, было чистой, незапятнанной любовью, которую она питала к нему.

— Коннор, я хочу стать твоей женой, если это тебя еще интересует.

Коннор убрал непослушный локон с ее ще­ки и погладил шелковистые пряди.

— А что скажет твой отец? На ее густых темных ресницах дрожали слезы.

— Я постараюсь, чтобы он понял меня.

— А если он не поймет? Тогда тебе при­дется выбирать.

— Знаю. — Она проглотила комок. — Но кроме того, я знаю, что не могу жить без тебя.