— Не бойтесь касаться его, — сказала Дженет Маклэрен. — Он ведь знает, что люди дотрагиваются друг до друга в знак дружбы, это не обязательно имеет сексуальные последствия.

— Пусть кто-нибудь другой пробует, — ответил я. — Мне не хотелось бы пугать его. Я не пытаюсь излечить его, доктор, я просто хочу быть уверен в его показаниях.

— Вы почему-то боитесь общаться с ним?

— Да. Я действую наугад. Я не хочу копаться в его душе, словно психиатр, рискуя напугать его за две недели до суда.

— Вы слишком много смотрите телевизор. Томми не напугается, если кто-нибудь положит ему руку на плечо. Как психиатр, я уверяю вас в этом.

Доктор Маклэрен была в бежевых брюках и коротком пиджаке поверх полосатой блузки, которая обнажала больше, чем было позволительно при деловой встрече. Когда мы пожали друг другу руки, я заметил, что лак у нее на ногтях был неяркий и что ее голубые, почти синие глаза каким-то образом были выразительнее, чем а первый раз. Я отметил про себя, что она подготовилась к нашей сегодняшней встрече. Я ждал этого разговора. Но как только мы начали говорить о Томми, то сразу же возникли разногласия.

Я взял бутылку кока-колы, вылил остатки в бокал Дженет и улыбнулся, пытаясь растопить лед официальности. Она кивнула в знак благодарности.

— Я пытался перевести разговор в нужное русло, даже не упоминая Остина, — тихо сказал я.

По выражению лица Дженет было видно, что она пытается уловить в моем голосе огорчение.

— Мне нужно знать подробности, но я боюсь напоминать ему об этом. Я также… Нет, я боюсь, что это правда, боюсь его чувств к Остину.

Она кивнула.

— Да. Вы придаете этому слишком большое значение. Дети ненавидят то, что с ними произошло, но продолжают любить своего бывшего приятеля. Если вы думаете, что он чувствует себя ущербно из-за Остина Пейли, то вы ужасно упрощаете реакцию Томми.

— Я знаю. Но… любовь? Это не слишком сильно сказано?

— Нет. — Доктор Маклэрен по привычке сосредоточила все внимание на мне. Она понизила голос, как будто мы обсуждали секрет, мне пришлось податься вперед. Ее глаза удерживали мой взгляд, как хороший учитель удерживает внимание ученика. — Кого еще любит Томми? — спросила она. — У него нет друзей, вы правы. Они у него были, но теперь их нет. Нет братьев или сестер. Пока он не встретил своего насильника, он был один во всем мире.

Она помолчала, продолжая изучать меня.

— Вы ждете, когда я произнесу: «Доктор, а как же его родители?»

Она горько улыбнулась. Мы снова были товарищами, единственными, кто понимал, что творится в мире.

— Если бы Томми был уверен в любви родителей, он никогда бы не попался в сети этого человека, — сказала она.

— Он рассказывал вам, как они познакомились? Ну вот видите. Там были другие дети, но только Томми приходил день за днем. Остин Пейли знал, что ему нужен именно Томми, который ищет друга. Олгрены не считают себя плохими родителями, — продолжала она. — Они не плохие родители. Они устроили Томми в хорошую школу, дали ему прекрасный дом, покупали все, что он хотел. Они водят его в зоопарк или музей, когда могут себе это позволить. По крайней мере раз в неделю они покупают ему книгу или компьютерную игру. Они помнят о своих родительских обязанностях.