Иосиф страшно закричал, отшатнулся, упал на бок и пополз прочь от князя. Тот нехорошо засмеялся и прошептал:
— Ползи, ползи гадом на брюхе. Убирайся с глаз моих! Я тебе не Ростислав Мстиславыч, которому можно влить яд слов в уши.
— Побойся Бога Вседержителя, княже, — пролепетал старец, который дополз до стены и упёршись в неё лысым теменем наконец остановился. — Гордыня обуяла тя, грешнаго. Душу, бессмертную душу… Паче…
— Что ты меня Богом пугаешь, — поморщился Данила Романович. — Господь послал мне этих двоих во благо, а не во зло. И в этом милость Его великая, а не дьявольское искушение! А я пуганый. Меня, отче, и не такие, как ты, пугали. Когда на Галич целое войско шло, а я, сам дитя, сидел там с братом малолетним, тогда пострашнее было. И то король Угорский за нас вступился. Значит, милость от Бога была со мной, есть и будет. И ныне, и присно, и во веки веков, — и князь слегка притопнул ногой, словно припечатал эти слова.
Цепляясь за стену, митрополит едва сумел подняться на ноги и, слепо шаря перед собой руками, побрёл к выходу.
— Митру возьми, отче, — князь поднял с пола странный головной убор Иосифа и подошёл к нему.
Старец не реагировал. Тогда Данила Романович сам нахлобучил ему на голову эту богатую шапку, поправил шитую золотом накидку, сползшую с левого плеча, мягко взял под локти, подвёл к дверям. Михайло распахнул их, и митрополит пошатываясь вышел из комнаты.
— Так, — произнёс князь удовлетворённо. — Отношения с главой церкви мы выяснили.
Остромир поперхнулся, пытаясь сдержать смешок.
— Всё же помягче бы с ним, — сказал Михайло, покусывая нижнюю губу, отчего его борода мелко подрагивала. — Митрополит стар, как бы чего не случилось…
— Очухается, — возразил Данила Романович. — Это сейчас ему кажется, что настал миг гибели земли Русской. Он ещё поймёт, что я прав, а он — нет. А если помягче… Если помягче, Михайло, сам знаешь, не сдобровать тогда нашим гостям. Много прольётся крови, ибо Хорсадар себя в обиду не даст. Разве нет? — Он посмотрел Карсидару в глаза и добавил:
— Зато теперь, закончив обсуждение дел церковных, мы можем, наконец, заняться нашими прямыми обязанностями.
Князь вернулся к стулу, подбоченившись уселся и спросил:
— Так что, Хорсадар, берёшься помочь мне супротив татарвы?
— Да, — просто сказал Карсидар, представив на миг, как масса плосколицых узкоглазых дикарей накатывается на все окрестные земли, покрывает их, точно саранча, и уничтожает всё живое. От этого ему опять сделалось тошно, и, чтобы отогнать видение, он энергично кивнул и ещё раз подтвердил:
— Да, берусь.
— Хороший ответ, — похвалил Данила Романович. — Ну а ты, Дрив?
— Я не воин, княже, — осторожно ответил Читрадрива. — Я просто путешественник. Смотрю мир, ищу новые знания…
— Однако же ты колдун, как и твой товарищ. Значит, и от тебя толк будет. Скажи, берёшься ли служить мне?
— Я помогу Хорсадару, — сказал Читрадрива, обойдя таким образом вопрос о найме на службу.