— Не понимаю, как пакт о ненападении может таить в себе угрозы. Черным же по белому написано — о не-на-па-де-ни-и! Англичане ревнуют из-за договора, вот и болтают.
— Матынь, ну ты ж не дурак, — Коля вздергивает левую бровь чуть ли не на половину лба. Порой он становится на удивление неуступчив.
Спинным мозгом чую, мутны политические воды Европы, и в газетах тоже нет всей правды, но я — в отличие от Коли — не люблю думать о том, в чем мало разбираюсь. И так хватает, над чем голову ломать, а тут еще туманное будущее.
— Может, и не дурак, — я пожимаю плечами. — Ну, а что мы, простые работяги, можем знать о том, что там, наверху, происходит?
— Ну и что, что простые работяги? Не говори так, точно мы — слепые и не имеем своего мнения. Ты все об учебе твердил, забыл, что ли?
— Ничего не твердил. Если мама жужжит без перерыва, это не значит, что и я рвусь без памяти. Погоди, Коля, так насчет Европы — мы закончили?
— Нет, но еще успеется. Я думаю, тебе все-таки нужно думать о высшей школе.
— Ну вот, опять… Чем я тебе мешаю? Плохо работаю?
— Не городи ерунду. Работаешь ты — дай бог каждому, но я тебе желаю лучшего будущего. Хочется, чтобы родственник достиг в жизни больше, чем я.
— Вы что, с мамой сговорились? Что значит — достиг в жизни больше? Мне и так хорошо. Понимаешь, мне хватает!
— Как это — хватает… — Коля осекся.
— А вот так! — во всю ширь раскидываю руки. — Ну, что я буду делать, закончив высшую школу? Сам знаешь, как бывает: диплом — дипломом, а можно остаться интеллигентом, да без работы. И кто тогда будет в выигрыше? Не-а, такие абстрактные и рискованные перспективы не для меня. Не мое амплуа.
— Да, чего-чего, а уж умных слов ты нахватался, — усмехается Коля.
— Что есть, то есть — в книжках-то таких слов в книгах полно, — вот ведь, нет ему покоя. — Ты же знаешь, я в армии получил сотрясение мозга. Для вуза котелок уже не годится.
— Ну, это ты себе такое оправдание придумал. Лучше скажи, кто хоть раз в лоб не получал?
— Ну, не так же сильно, как я!
Коля затронул больную тему. Как подумаю об учебе, сразу чувствую — будто я на весах, которые застыли в вечном равновесии. С одной стороны, я совсем не против академических знаний, да и не так-то просто всякий раз отбиваться от заботливых призывов учиться, но, с другой стороны, мне просто не хочется. Не хочу несколько лет торчать на лекциях, как деревянный болванчик, трястись перед экзаменами. И вся эта дисциплина, ну почти что, как в школе. Заявится какой-нибудь засушенный профессор и заставит учить то, и то, да еще и это, хотя можно было бы усвоить что-то другое, куда более интересное и полезное. Наслушался от одноклассников, что пошли учиться. На кой мне лишние переживания в тисках системы образования? Жить нужно легко, не создавая себе трудности. И с чего мне, себя насилуя, следовать правилам, которые придумали другие, пусть даже в них и есть резон? Нет. На прожитье зарабатываю с лихвой, а дома могу читать и учиться тому, к чему душа лежит. Тем более, что у меня весьма пестрый круг интересов, если не сказать — мешанина. Как и подружек — много, но не могу решить, которую из них брать в жены и так, чтоб на всю жизнь. К примеру, сейчас меня занимают тайны психики, а до этого я штудировал Ветхий Завет, и какое-то время даже самостоятельно учил древнееврейский. Кто знает, может, завтра захочется разобраться в особенностях жизни птиц или выучить санскрит.
Один только Вольфганг меня понимает. Нечаянно подслушал его разговор с мамой. На ее стенания по поводу сына-чернорабочего Вольф ответил, что профессия и успехи не столь важны, главное, чтобы вырос хорошим человеком. Мама возразила, что хороший человек — это никакая не профессия, но Вольфганг стоял на своем и добавил, что голова у меня светлая, но ум еще не созрел и не нужно меня торопить. У Матиса все еще впереди. Хм-м…чтоб вырос хорошим человеком. Ну, и как этого добиться? А если в человеке уже с рождения злое нутро? Неприятное ощущение… будто сизифов камень меня придавил. Про несозревший ум, конечно, меня зацепило, ну да ладно, с этим еще можно примириться. Поскольку все остальное, что сказал Вольфганг, меня приободрило, как глоток воды родниковой.
В глубине души соглашаясь с тем, что некуда спешить и у меня все еще впереди, я уже куда спокойнее накатываю яркие цветы на стены комнаты.
Пару лет назад армия своей железной рукой вырвала меня из малярских дел и впихнула в свои жесткие рамки. Вопли инструкторов и офицеров, которые сами они считали осознанными командами, целенаправленно и эффективно изменили мое сознание. Проведя год в пехотной дивизии, я усвоил, что не нужно думать головой, а все внимание сосредоточить на положении ног, уставе и стреляющем полене Росса-Энфилда. Единственное, что более-менее было по душе, так это вылазки в разведку и навыки маскировки. Там без выдумки и сообразительности не уцелеть. Во все остальном за меня решали другие. И я приспособился, был безропотным и послушным и в конце службы — вот она, военная тупость — меня повысили до ефрейтора.