Что же скитяне? «С сетованием и слезами проводили они его из скита в монастырь, — говорится в житии отца Леонида, — как единодушная семья, у которой отнимали родного отца и руководителя. Не менее прискорбно было приводить в исполнение эти меры и настоятелю обители отцу Моисею и брату его скитоначальнику отцу Антонию, которые, как говорится, поставлены были между двух огней: должны были покориться воле преосвященного и, между тем, понимали, какая от этого должна была последовать нравственная утрата, зная притом невинность старца и его равноангельное житие»122.
Отношение старца Макария к отцу Леониду не изменилось. Он по-прежнему находился у него в послушании, ежедневно приходил к нему, принося свои письма, под которыми они подписывались вместе; спрашивал совета старца по всякому делу. Немало скорбел отец Макарий о тех искушениях, которые доставались на долю отца Леонида. Кроме запрещения принимать мирян, ему не велено было владыкой Николаем носить схиму открыто, как постриженному в нее келейно. В жалобах на отца Леонида (одновременно и на отца Моисея) говорилось, что старчество и вообще скит — вредные для монастыря заведения и что Оптина придет от них в упадок. К сожалению, были среди старшей братии монахи, которым хотелось «разогнать лянидовшину»123. При этом, несмотря на запрещение принимать народ, старец не мог избегнуть этого, хотя бы того и желал иной раз ради уединенной молитвы: люди упорно и в большом количестве проникали к нему… Что было делать!
Однажды отец Моисей увидел толпу народа около келии старца, вошел к нему и сказал: «Отец Леонид! Как же вы принимаете народ? Ведь владыка запретил». «Вместо ответа старец, — говорится в его житии, — отпустил тех, с кем занимался, и велел келейникам своим внести к себе калеку, который в это время лежал у дверей его кельи. Они принесли его… <…> “Вот, — начал старец свою речь, — посмотрите на этого человека. Видите, как у него все члены телесные поражены? Господь наказал его за нераскаянные грехи. Он сделал то и то, и за все это он теперь страдает, он живой в аду. Но ему можно помочь. Господь привел его ко мне для искреннего раскаяния, чтобы я его обличил и наставил. Могу ли я его не принять? Что вы на это скажете?” Слушая отца Леонида и смотря на лежавшего пред ним страдальца, отец игумен содрогнулся. “Но преосвященный, — промолвил он, — грозит послать вас под начал”. — “Ну так что ж? — ответил старец. — Хоть в Сибирь меня пошлите, хоть костер разведите, хоть на огонь меня поставьте, я буду все тот же Леонид! Я к себе никого не зову, а кто ко мне приходит, тех гнать от себя не могу. Особенно в простонародии многие погибают от неразумия и нуждаются в духовной помощи. Как могу презреть их вопиющие душевные нужды?” Отец игумен Моисей ничего не мог на это возразить и молча удалился, представляя старцу жить и действовать, как укажет ему Сам Бог»124.
Улучшению этого трудного положения старца сильно помог митрополит Киевский Филарет (Амфитеатров), бывший Калужский. Он посетил монастырь вместе с владыкой Николаем и оказал почитаемому им старцу явные знаки внимания. Он попросил владыку Николая благословить старца открыто носить схиму, что тот и сделал. Призвав отца Леонида на чаепитие, митрополит посадил его рядом с собой и вел беседу в основном с ним, выказывая ему перед всеми отеческую любовь. Видя это, жаловавшиеся ранее на старца призадумались и, вероятно, поняли свои заблуждения. А в целом митрополит Филарет остался доволен и обителью, и скитом и тепло обошелся с братией.
В 1836 году один благочестивый помещик Алексей Иванович Желябужский выстроил в монастыре удобный корпус, где предоставил старцу четыре комнаты (столько же и для себя). Они здесь с помощью келейников читали правила и Священное Писание. Позади этого дома был дровяник, и отец Леонид иногда рубил там дрова, отвечая при этом на вопросы братии. По распоряжению начальства калитка в этот дворик была всегда заперта. Но бывали случаи, когда люди, найдя удобную лазейку, заполняли весь двор…
Однако отец Леонид по старости лет начал ослабевать телесными силами. «…Сношение с приезжающими на гостинную мне прекращено, — писал он одному из своих знакомых. — И ежели откровенно вам сказать, хотя бы и было позволено, но слабость и дряхлость моя, кажется, не имеет сил, чтобы жаждущих удовлетворить, поелику телесные мои силы истощились»125.
Иногда, чтобы уклониться от приходящих мирян ради послушания преосвященному, отец Леонид отъезжал в Тихонову пустынь126. Бывали случаи, когда посетители обращались к настоятелю, отцу Моисею, с просьбой допустить их до старца ввиду крайней духовной нужды. Отец Моисей обычно не отказывал никому в такой просьбе.
Между тем в Предтеченском скиту произошли некоторые серьезные перемены. Скитоначальник отец Антоний, уже несколько лет страдавший болезнью ног, в 1836 году сильно ушиб себе и без того больную ногу, чем весьма усугубил свои страдания, теряя иногда возможность дойти даже от келии до храма. Тем не менее он с благодарностью к Богу нес этот крест, подавая и другим пример терпения. Видя его искреннее усердие, Господь наложил на него еще и другой крест: преосвященный Николай назначил его настоятелем Малоярославецкого Николаевского монастыря в сане игумена. Это было в ноябре 1839 года. Хотя и с многими слезами расстался он с родной обителью, но без единого слова возражения. Однако скорбел много. Уже будучи на новом месте, он писал: «Хотя и слуха никакого нет, чтоб меня перевели в Оптину, но желал бы там быть в числе самых новоначальных послушников, нежели быть где-либо начальником»127. Несмотря на свое болезненное состояние, отец Антоний много хлопотал о постройках и о всем материальном, но более — о духовном, подавал братии пример во многих отношениях, через силу приходя и в храм, и на общую трапезу.
Скитоначальником в Оптиной пустыни с 30 ноября 1839 года стал отец Макарий. «Но и эта оказанная ему начальством честь вместе с умножившимися трудами, — говорится в житии старца, — нимало не изменила его отношений к старцу Леониду. Слово “начальник” не слышалось в устах смиренного подвижника. Будучи исполнен веры и любви к старцу, отец Макарий ничего не делал без его спроса и благословения и, по смирению своему, весь успех своих начинаний и дел приписывал тайно и явно молитвам, советам и благословению своего духовного отца и наставника. А потому и Господь, призирающий на смиренных, благословлял труды его»128.
Старец Леонид, живя в монастыре, постоянно посещал скит. По субботам и воскресеньям он, исключая дни, когда очень уж его утруждали недуги, бывал на службах в Предтеченском храме. После обедни заходил в келию к отцу Макарию, куда собирались и многие из насельников скита — для духовной беседы со своим любимым наставником. Начиная уже с 1836 года отец Леонид нередко благословлял ищущих у него духовного совета обращаться к отцу Макарию. Иной раз, когда спрашивали о чем-нибудь отца Макария, он не давал окончательного решения без старца Леонида. А тот, когда к нему обращались с вопросом, бывало, говорил: «Подождем… Придет отец Макарий, вместе поговорим».
«Бывало, — рассказывала духовная дочь отца Леонида и отца Макария, бывшая впоследствии настоятельницей Белёвского женского монастыря, игумения Павлина, — бывало, говоришь с отцом Леонидом, входит отец Макарий. Отец Леонид говорит ему: “Батюшка, поговори-ка с ней, ей нужно тебе кое-что объяснить”. Или, бывало, сидят они, как Ангелы Божии, рядом, а мы стоим пред ними на коленях и двум открываем свои души, как бы одному. И никогда не разделяли их… Поистине в них бе сердце и душа едина (Деян.4:32)»129.
Братия исповедовались у отца Макария, а на откровение помыслов ходили к отцу Леониду. Бывало, для примера братии, чтобы показать им, что такое настоящее смирение, отец Леонид принимал вид гневающегося на отца Макария и начинал бранить его: «Ах ты, дворянинишко, такой сякой!». В житии отца Макария приводится случай, когда отец Леонид при братии распек отца Макария за то, что тот согласился по предложению настоятеля принять от пострижения в мантию некоторых братий. Приняв это как приказание, отец Макарий согласился. Застав отца Леонида в окружении братии, отец Макарий передал ему все это. Старец (желая опять-таки дать урок братии) со строгим видом спросил: «Что ж, ты и согласился?». — «Да, почти согласился, или, лучше сказать, не смел отказываться», — отвечал отец Макарий. «Да, это свойственно твоей гордости!» — возвысил голос старец и затем довольно долго укорял отца Макария. Тот стоял с поникшею головою, кланялся и повторял: «Виноват! Простите Бога ради, батюшка!»… Братия смотрели на эту сцену с изумлением. Когда старец прекратил упреки, отец Макарий, сделав земной поклон, смиренно спросил: «Простите, батюшка! Благословите отказаться?». Отец Леонид отвечал: «Как отказаться? Сам напросился, да и отказаться? Нет, теперь уже нельзя отказываться, дело сделано!»130.
«Ко всем таким и подобным выговорам и замечаниям старца Леонида отец Макарий не оставался равнодушным, но всячески старался обращать их к пользе своей души. Он не малодушествовал перед ними, нимало не смущался, не обижался на своего обличителя и не прибегал к самооправданию, а, напротив, держась истинного пути жизни духовной, смирялся и зазирал себя в неумении угодить любимому своему старцу, охуждая свои дарования и заслуги и через это незримо для себя самого преуспевая в боголюбезном и спасительном смирении, без коего никакими трудами и подвигами спастись невозможно. А между тем любвеобильный старец Леонид не только отечески глубоко любил, но и сердечно уважал отца Макария как своего друга и сотаинника и, когда то находил нужным, высказывал свои чувства в такой мере, что изумлял присутствующих и самого отца Макария, который по смирению считал себя того недостойным, относил это более к смиренномудрию старца или к тому буйству Христа ради, которым тот обыкновенно прикрывал свою духовную мудрость. <…> И так постоянно ученик состязался в смирении с учителем. Все же ясно видели, что оба они достойны были друг друга»131.
К концу жизни старец Леонид перенес несправедливые обвинения в том, что он якобы учит чему-то неправильному своих духовных чад — инокинь из Белёвского Крестовоздвиженского монастыря. Две сестры были изгнаны из обители. А неискушенные в чтении духовных книг их обвинители послали в консисторию как якобы еретические книги — «Добротолюбие» и Слова святого Ефрема Сирина, отобранные у них (настолько эти книги в то время были малоизвестны).
Старца из удобного корпуса, построенного Желябужским, перевели в другой, подальше от ворот. Его обязали ежедневно ходить в храм к службе, что он охотно, хотя часто с трудом исполнял.
«Повинуясь воле начальства как воле Самого Господа, — говорится в житии отца Леонида, — старец собирал свои слабеющие силы и с ударом колокола выходил из кельи. Но чудное было в то время зрелище. Его шествие в храм Божий походило на шествие триумфальное. Народ с нетерпением ждал его появления. При его выходе из кельи многие повергались пред ним на землю, все старались принять от него благословение и поцеловать его руку… Небольшое пространство от кельи до церкви старец проходил между двух стен народа не менее получаса, шутя отгоняя палкою слишком теснившихся к нему. У правого клироса, где становился старец, собирались огромные толпы народа»132.
Иеромонах Анатолий вспоминал, что примерно за год до кончины старца он поступил в Оптину и хотел отсюда идти на Афон. Отец Макарий не советовал ему этого делать, сказав: «Живи в скиту по-афонски, тогда и скит будет для тебя Афоном». Но он пошел к старцу Леониду с тою же просьбой и от него также получил отказ, и не однажды. Но вот, заметив, что послушник (имя его было Арсений) упорствует, обнял его, прижал к своей груди и сказал: «Арсеньюшка! Что же ты делаешь? Вот ты уйдешь на чужую сторону, а отец твой тут умрет без тебя. Каково тебе будет, когда ты услышишь об этом?». Послушник заплакал и пал старцу в ноги, прося прощения.
В июне 1841 года отец Леонид в последний раз побывал в Тихоновой пустыни, где по его благословению строили новую трапезную. Там он так и сказал, что больше не приедет, так как не доживет до зимы. В другом случае назвал и месяц своей смерти — ноябрь. Внешне ничто не говорило о скорой кончине старца — он все также сидел и плел пояски, принимая братию. Но в первых числах сентября он занемог, почувствовал сильную боль в правом боку, в животе большое затвердение и скопление мокрот в груди. Лекарей он к себе не допускал и не принимал лекарств. В праздники Рождества Богородицы и Воздвижения Креста Господня были службы у него в келии, причем он, поддерживаемый братиями, мог только кадить и петь величание. 15 сентября старец был особорован, — в этом чине участвовали настоятель Тихоновой пустыни отец Геронтий (ученик отца Леонида), игумен Антоний (брат отца Моисея, настоятель Малоярославецкого Николаевского монастыря), старец Макарий, а также игумен Варлаам (прибывший в скит «на покой» с Валаама) и монахи Гавриил, Иоанн, Иосиф.
С этого времени отец Леонид начал прощаться с братией, давая на память кому книгу, кому икону или еще что-нибудь. 28 сентября старцу было так плохо, что над ним пропет был канон на исход души. Многие плакали. Прослезился и сам старец и сказал: «Дети! Если у Господа стяжу дерзновение, всех вас к себе приму. Я вас вручаю Господу. Он вам поможет течение сие скончати; только вы к Нему прибегайте. Он сохранит вас от всех искушений. А о сем не смущайтесь, что канон пропели. Может быть, еще раз шесть или семь пропоете»133. Канон был пропет восемь раз. С 15 сентября до дня своей кончины 11 октября старец не принимал пищи, употребляя лишь немного воды. Конечно, он часто прибегал к причащению Святых Христовых Таин (за этот же срок — 12 раз).
С 6 октября отец Леонид уже не вставал. «Помолитесь, чтобы Господь сократил мои страдания», — просил он братию. Келейник его, послушник Иаков, когда остался наедине со старцем, пожелал, чтобы тот сказал ему что-нибудь на пользу. Отец Леонид, взглянув на икону, перекрестился и произнес: «Благодарю Тебя, милостивый Создателю мой Господи, что я избежал тех бед и скорбей, которых ожидает грядущее время; но не знаю, избежите ли вы их». 11 октября около 10 часов утра старец начал повторять: «Слава Богу! Слава Богу!..». Затем сказал: «Ныне со мной будет милость Божия». «Спустя час после этих слов, — говорится в житии, — старец начал более веселиться духом и радоваться сердцем и хотя испытывал тяжкие телесные страдания, но, уповая на будущие воздаяния, не мог скрыть ощущаемой им духовной радости, и лицо его начало более и более светлеть. Заблаговестили к вечерне. Старец благословил ученикам своим читать малую вечерню, но до конца не мог выслушать оную. Когда он велел прекратить чтение, ученик его, вышеупомянутый послушник Иаков, умиленно сказал: “А прочее, батюшка, вы, верно, будете править там, в соборе святых отец?” — так как наступало празднование памяти святых отец Седьмого Вселенского Собора… Умирающий старец несколько раз воззвал: “Слава Богу!.. Слава Богу!.. Слава Тебе, Господи!”. И вопрошавшим его давал богомудрые, исполненные великой пользы ответы»134. Отец Леонид скончался в 7 часов 30 минут пополудни.