Целый день творится полная круговерть, в которой я чётко понимаю, что без Удлера мне пришлось бы ой как трудно и открытие бы отодвинулось минимум на неделю.

— Роман Александрович, — обращаюсь я к Куренкову, когда они с Прокудиным собираются уходить. — Мне нужно родителям позвонить, но они думают, что я в Ташкенте. Да и следователь тоже так думает. Надеюсь, по крайней мере. Можете помочь такой звонок сделать, чтобы телефонистка не говорила, что типа Новосибирску ответьте?

— Артём, сможешь? — переадресовывает он мой вопрос Прокудину.

— Не проблема. Пойдём. Здесь прямо в гостинице есть переговорный пункт. Организуем.

Ещё раз убеждаюсь, что корочки помогают решить множество проблем. Звоню родителям и Кофману, своему адвокату. На всякий случай ему тоже не сообщаю, где я на самом деле нахожусь.

— Егор, когда ты приедешь? — с тревогой спрашивает мама. — Тут по твою душу следователь приходил, собственной персоной. Говорит, ещё какие-то материалы появились. Не нравится мне всё это. Ты уверен, что адвокат поможет?

— Всё будет хорошо, мам. Не переживай. Здесь идёт школа комсомольского актива. Передовики производства со всего Союза и работники ЦК. Ты не представляешь, насколько это заряжает энергией. С адвокатом я переговорю.

Кофман тоже кажется обеспокоенным.

— Егор, — говорит он. — Мы конечно можем ещё пару дней потянуть, но потом они объявят тебя в розыск. Суходоев уже выяснил, что ты не в Ташкенте. Пока неофициально, но это вопрос времени. И вот, неприятное известие. Он нарыл ещё что-то. Что, не говорит, требует явки. Я считаю, тебе лучше приехать. Не сообщай мне, где ты, не надо. И подумай над моими словами. Ты же не планируешь всю жизнь прятаться, правда?

Не планирую, не планирую. Прятаться я не хочу, это уж точно.

Пользуясь случаем, решаю позвонить Рыбкиной. Она же волнуется… Хотя… с чего бы ей волноваться? Ну, значит, не волнуется, а скучает, томится… Да какая разница! У меня неспокойно на сердце, вот и хочу позвонить.

— Наташ, привет, ну ты как там?

— Егор! — голос дрожит от радости. — Ты когда уже приедешь? Ты ещё в Ташкенте?

— В нём самом, — отвечаю я и замечаю, как губы растягиваются в улыбке. — Скоро, скоро уже приеду. Вот только дела доделаю и прилечу.

— Дыню мне привези.

— Дыню? — смеюсь я. — Так ещё не сезон.

— Знаю, я пошутила, — она тоже смеётся, и вдруг смех обрывается. — Я… я соскучилась…

— Я тоже соскучился, — бодро отвечаю я и вдруг понимаю, что это, в общем-то… правда.

Да, я тоже соскучился. Это открытие оказывается совершенно неожиданным. И даже… немного пугающим. Что это со мной? Так и до греха недалеко. Тьфу-тьфу-тьфу. Мне ещё только семнадцать, ещё дел вон сколько, как говорится, в шапку не соберёшь…

Нет, совершенно определённо, мне рано голову забивать всякой ерундой. С одной стороны, ещё молод, а с другой — наоборот, уже не молод. Так что вся эта любовь-морковь и прочие девчачьи оттенки розового не для меня.