— По мне, так можешь дремать сколько душе угодно: не думаю, что кому-нибудь взбредет в голову зарезать бедного монаха.
— Кто его знает. Этот святой дом много странного перевидал! — с усмешкой ответил Филиппо. — Слыхали, что случилось в прошлый четверг с двумя швейцарскими гвардейцами и сенегальской монахиней?
— Нет, и слышать не желаю.
Однако, несмотря на то что он самым явным и недвусмысленным образом дал понять, что не собирается выслушивать сплетни, упрямый Филиппо рассказал ему о хитросплетении страстей, в котором запутались эти трое несчастных, и брату Гаспару оставалось только дивиться происшествию, которое, несомненно, было выдумкой, что он и дал понять Филиппо.
— Кто знает, — ответил злоречивый привратник.
— Ладно, ладно, тебя там не было, так что…
— А в том году, слыхали?..
— Хватит, Филиппо, Бога ради, терпеть не могу сплетен.
— Я на всякий случай буду настороже.
— Премного тебе благодарен, Филиппо, но думаю, никто не желает мне зла. Спокойной ночи.
— Спокойной ночи.
— Спокойной ночи.
Поднимаясь по лестнице, доминиканец вскрыл конверт и прочел предполагаемое письмо, которое оказалось не чем иным, как очередным посланием монсиньора Лучано Ванини, личного прислужника Его Святейшества, который был приставлен к брату Гаспару на все время его пребывания в Ватикане или по крайней мере не забывал напоминать об этом каждый Божий день. С определенностью можно сказать, что сей монсиньор больше докучал, чем угождал ему, и, несмотря на то что в некоторых случаях его присутствие было необходимо и его главная задача приобретала сугубую важность — служить связующим звеном между Его Святейшеством и экзорцистом, — в большинстве случаев такового присутствия вовсе не требовалось, хоть он и старался превратиться в тень, повсюду следующую за монахом, вынуждая того прибегать к разным недостойным уловкам, чтобы от него улизнуть. Дело в том, что в его послании, послании монсиньора, было нечто неподобающее и путаное, равно как и в том, что, открывая дверь своей квартиры, брат Гаспар услышал телефонный звонок, и, прежде чем он снял трубку, у него появилось дурное предчувствие, к сожалению, подтвердившееся.
— Гаспар?
И точно: то был голос Лучано.
— Брат Лучано?
— Да, Гаспар, это я. Как поживаешь? Получил мою записку?
— Что происходит?
— Нам надо увидеться.
— Я устал, и у меня еще есть дела, — извинился брат Гаспар.