Настаиваю: координация движений танцующих оставляла желать много лучшего, и, по правде говоря, они не совсем четко соблюдали ритм. Они выглядели немного скованными, деревянными, как будто им не хватило нескольких часов репетиций. Они смотрели на клиентов, а затем искоса переглядывались, улыбались и казались немного пристыженными, как школьницы на выпускном балу. Брат Гаспар пребывал в некоторой растерянности, хотя изо всех сил старался казаться невозмутимым. Последнюю часть гимна они пропели, взявшись за руки, и кокетливо прошлись между столиками, улыбаясь глазами, словно только что разыграли своих клиентов. Бедняга Гаспар глазам своим не верил.

Когда представление закончилось, он увидел, что все вокруг, включая Хакера, аплодируют, и Гаспар последовал общему примеру; монахини приветствовали публику с непритворной робостью, снова зажгли свет, и ресторан обрел свой обычный вид.

— Вы еще никогда не видели эту комедию? — спросил кардинал.

Гаспар отрицательно покачал головой.

Очень скоро подали салат из авокадо для Гаспара и суп — кардиналу. В эти первые мгновения тяжкий груз молчания лег на обоих, по крайней мере на Гаспара; однако, памятуя совет его высокопреосвященства Эммануэля Маламы, он держался осторожно и не торопился с выводами. Кроме того, монах считал, что ему не подобает заговаривать первым: ведь разве не Хакер вызвал его на эту встречу и разве поводом для нее не служило содержание порученного ему пастырского послания? Поэтому брат Гаспар с нетерпением ожидал, что его высокопреосвященство заговорит первым, а сам помалкивал.

Когда убрали посуду, его высокопреосвященство неопределенным жестом указал на ужинавших за одним из столиков и наклонился к бедняге Гаспару, словно намереваясь сделать ему доверительное признание.

— Посмотрите вон на тех, за тем столиком. Кто они?

Брат Гаспар посмотрел: это были две молодые супружеские пары, и по одежде их можно было принять за туристов, очарованных пребыванием в таком средоточии духовной жизни.

— А что такое? — спросил заинтригованный монах.

— Кто они?

— То есть?

— Американцы? Или ирландцы? — Хакер с необычной пристальностью всматривался в молодые пары и явно прислушивался, стараясь определить акцент, с которым они говорили. — А вам как кажется? Да, похожи на американцев, — в конце концов авторитетно заявил он. — Ах, американцы! Как мне их жаль!

— Почему? — спросил брат Гаспар.

— Какие у них некрасивые женщины! Поглядите на эту, с черным ежиком. Ну и пугало! Сочувствую ее молодому супругу, — сказал Хакер и с улыбкой добавил: — Она могла бы быть в числе ваших клиенток, правда? Да, она вполне может сойти за одержимую. А вам как кажется? Что вы все молчите? Вы ведь у нас специалист, брат Гаспар. Не разочаровывайте нас, давайте рискните, выскажите свое мнение! Как вам кажется, она одержима? Разве не похоже, что у нее вот-вот выступит пена изо рта и она начнет изрыгать гвозди? — Это, кстати говоря, было дословной ссылкой на одно место из книги брата Гаспара. — Потому что иногда одержимые изрыгают гвозди. Разве не так, брат Гаспар? — И он снова неохотно и натянуто рассмеялся. — Какая чушь! — сказал он в конце концов. — Разве такое бывает?

И снова оба замолчали. Доминиканец не знал, что думать, кроме того, что своими циничными замечаниями его высокопреосвященство заставлял его дорого расплачиваться за проявленную непунктуальность, и, несмотря ни на что, не мог не оценить присущий Хакеру особый магнетизм и опустошающую внутреннюю силу. Так или иначе, самым поразительным в его высокопреосвященстве было изначально присущее ему неотвязное одиночество. Они сидели рядом, и однако брат Гаспар чувствовал, что его здесь как бы и нет. Да, кардинал смотрел на него, но без всякого любопытства, словно наизусть знал его душу и мог безошибочно предсказать все его слова и мысли; да, он выслушивал доминиканца, но без всяческого доверия, хотя и не давал почувствовать своей недоверчивости, из чего следовало, что с него достаточно беспрекословного подчинения. Он витал где-то так далеко, что становилось понятно: никто ничего не значил ни для этого человека, ни для его Церкви. Или, по крайней мере, так казалось бедняге Гаспару.

— Превосходное бургундское, — сказал он, чтобы хоть что-нибудь сказать.

И снова воцарилось молчание, и брат Гаспар понял, что — была не была — он должен сделать что-то, чтобы разрядить обстановку.

— Позвольте поздравить вас с выбором такого вина, — сказал он, но даже эта лесть не возымела действия.

Им подали второе: отбивную с кровью, на которую кардинал все равно посмотрел скептически, и лангуста, который своими размерами превосходил все мыслимые пределы — точь-в-точь инопланетянин, плавающий в розовом соусе. Брат Гаспар налил вина сначала Хакеру, потом себе.

— Заказать еще, ваше высокопреосвященство?