— Полагаю, вам известна поговорка, бытующая в Ватикане уже много столетий: «Папа здоров, пока жив»?
— Но в газетах…
— Забудьте про то, что пишут в газетах, — прервал брата Гаспара архиепископ Ламбертини. — Никогда не следует обращать внимания на то, что пишут в газетах.
— Даже в «Оссерваторе романо»?[2]
По тому, как на него посмотрели, брат Гаспар заметил, что к этому высказыванию отнеслись едва ли не как к дерзости.
— Вы, брат Гаспар, — сказал кардинал, — вне всякого сомнения, один из наших наиболее выдающихся знатоков Нечистого, и это причина, по которой вы находитесь в Ватикане. События, произошедшие в нашей среде… — Кардинал не закончил фразу, словно его удерживало благоразумие, и в этот момент чутье подсказало брату Гаспару, что вскоре ему предстоит нелегкая работа экзорциста.
— И что же? В чем дело?
— Господа, — сказал кардинал, обращаясь к своим коллегам, — как я того и боялся, этому монаху ничего не известно.
— Известно? О чем?
— Как давно вы находитесь в Ватикане?
— По воле Божией, уже четвертые сутки.
— Тогда, пожалуй, логично, что он ничего не знает, — вмешался архиепископ.
— Но что я должен знать? Для чего меня призвали?
Архиепископ и монсиньор посмотрели на кардинала Кьярамонти, и тот, в свою очередь, бросил на них беглый взгляд, чтобы затем вперить его в брата Гаспара и улыбнуться ему с принужденной любезностью.
— Ваш труд, брат Гаспар, показался нам очень своевременным, особенно учитывая, какие трудные дни мы переживаем, и не один я так думаю. Осмелюсь даже заверить вас, что вряд ли найдется кардинал, который не оценил бы его по заслугам. Кроме того, до нас дошли слухи о том, какие чудеса сотворили вы на поприще экзорцизма совсем недавно.
— Главным действующим лицом этих чудес был не я, а дьявол, ваше высокопреосвященство, — и в продолжение своих слов брат Гаспар склонил голову в знак благодарности за подобное внимание к его скромной персоне — внимание, вне всякого сомнения, преувеличенное.
— Завтра, — без промедления ответил ему Кьярамонти, — вам предстоит аудиенция у Папы. Так?
— Вижу, что земля слухами полнится.
— Тогда глядите в оба.
— Что?