В общем, я поехал не загс, а домой. «Вернётся, отболтаюсь как-нибудь». Посмотрел на часы, до закрытия загса — пять минут.
Не тут то было. Упорству юной претендентки на семейную жизнь можно было позавидовать.
— Что случилось? — раздался звонок, — ты не любишь меня? — голос сквозь слёзы, — я задержала заведующую коробкой конфет. Ну, приезжай скорее!
Наверно никогда ещё в жизни не испытывал я столь сложного смешанного чувства сопротивления, растерянности, радости — всё вместе.
Подъехал к загсу.
Лариса мило болтала за столом с заведующей, как с близкой подружкой, хоть та и была старше втрое.
«Ну, всё»! — покорился я. «Она уболтала её бесповоротно, а двое меня сомнут».
Впрочем, никто и не дал сказать мне ни одного слова.
— Расписывайся! — подсунула «невеста» заявление.
Я взглянул. Там стоял минимально допустимый срок для регистрации брака — один месяц.
— Давай запишем два? — только и нашёлся я.
— Можно зачеркнуть «один» и сверху написать «два», — пропела заведующая.
— Я согласная, — быстро проговорила Лариса.
Мы вышли из загса.
«Дурак, какой дурак!» — шептал мне аналайзер.
«Как кружится от счастья голова!» — пело эмоциональное полушарие.
Моя милая невеста целый месяц вела себя как шёлковая. Я купил списанный на работе компьютер, и она с увлечением воспринимала мои уроки программирования. На конкурсе колледжей отрасли, прошедшем в нашем городе, на самую удачную программку, она заняла первое место. Я тоже присутствовал на нём. Директор колледжа хотел наградить папу, то есть меня, почётной грамотой за помощь в обучении подрастающего поколения и был потрясён известием, что я не папа.
XXV
Теперь Лариса не тянулась к выпивке, мы любили друг друга со всё возрастающей нежностью без рискованных экспериментов, но самое интересное — её хамелеоны перестали играть всеми цветами радуги и излучали устойчивый тёплый свет.
Я позвонил Людмиле.