К вечеру, часа через два, как мы расстались с парой, Людмила позвонила мне:

— Ты можешь сейчас подъехать к институту? Один, без Ларисы. — Могу, она ушла на свою квартиру за платьем, но в чём дело? — Приедешь — увидишь. Только не говори ей.

— Интригуешь?

— Интригую.

Я оставил записку для подруги, что поехал в гараж, и через десять минут мы с Людмилой, встретившей меня у подъезда, вошли в лабораторию.

— А где Гера? — спросил я.

— Ему тоже не надо это знать, — упрямо сжала спутница губы.

Она подошла к компьютеру и включила его.

— Я нажала тогда незаметно кнопку сброса и отвлекла всех. Смотри!

Я вгляделся в экран.

На нём, как и на принесённой вчера фотографии, развернулись две фигуры, мужская и женская, окутанные разноцветными полями ауры.

Также тела замыкала общая полевая оболочка, но грозно фиолетового цвета.

Тут я непроизвольно отпрянул от экрана.

Между тел явственно проступила фигура женщины. Её лицо, холодной, хищной красоты было непропорционально велико по сравнению с миниатюрной обнажённой фигурой, на которой сидела голова. Больше всего поражали огромные глаза, которые переливались переменчивыми цветами.

— Как у Ларисы! — вздрогнул я.

Становилось особенно страшно, когда они зажигались тёмным, рубиновым цветом, мерцающим, как затухающие уголья костра.

Фигура располагала длинными руками, раскинутыми на всю ширину снимка, которыми обняла наши с Ларисой тела.

За плечами проглядывались тёмные крылья, но не птичьи, а как у летучей мыши.

На месте промежности находился источник света, который в замедленном темпе нарастал до ярко красного, расширяясь в большое пятно и потом резко затухал, превращаясь в маленькую розовую точку, после чего процесс повторялся вновь.