Люди не посещают эти места, и моё появление привлекло внимание нескольких ворон. Они сопровождают меня, курлыкая и выкрикивая что-то по-бабьи. В течение нескольких часов пробиваюсь через завалы деревьев, пересекаю горные лужайки, покрытые белыми соцветиями горца альпийского, с редкими кустиками цветущих пионов. Двигаясь на север по линии водораздела, подхожу к вершине одной из самых высоких гор Среднего Урала Старика-Камня, увенчанной огромным скальным останцем-шиханом.
Оставив внизу тяжёлый рюкзак, поднимаюсь на шихан, откуда открывается великолепная панорама. До самого горизонта тянутся синие волны гор, между которыми широко раскинулся ворсистый ковёр лесов, украшенный заплатами вырубок и тонкими линиями лесовозных дорог. В памяти всплывают слова певца природы этого края Д. Мамина-Сибиряка: «Эти милые синие горы». Хорошо видна россыпь домиков посёлка Висим, где прошли детство и юность писателя. В окулярах моего бинокля вырос частокол заводских труб Нижнего Тагила, от которых, обтекая неровности рельефа, до самого горизонта ползёт широкая полоса дымов. Я не знаю, как далеко простирается здесь зона экологического бедствия, но только кладонии здесь не растут.
У моих ног весело зеленеют плотные дернинки гвоздики иглистой – одного из исчезающих реликтов ледниковой эпохи. Было время, когда это растение украшало всё свободное ото льдов пространство. Сейчас, окружённая со всех сторон враждебным морем тайги, гвоздичка вынуждена ютиться на скалах самых высоких гор. Но ни всё иссушающая жара, ни ветры и трескучие морозы не могут побороть её волю к жизни. Я чувствую нежный аромат белых цветов, и мне её искренне жаль. Нет, не жара и морозы угрожают здесь ей гибелью, а ботинок туриста и отравление от кислотных дождей.
Находясь в горах, особенно глубоко понимаешь связь далёкого прошлого с настоящим и ощущаешь эфемерность человеческой жизни. Чтобы увидеть больше, не обязательно подниматься выше. Можно и на Эвересте ничего не увидеть. С такими мыслями долго стою на вершине шихана.
Солнце уже подошло к линии горизонта, и я спешу вниз, к Шайтанке, на берегу которой меня ожидает ночлег.
Капелька
Одному из великих людей принадлежат слова: «Светилам небесным я могу начертать их путь, но я ничего не скажу о движении маленькой капли воды». Действительно, что можно сказать о капле воды, жизнь которой так коротка. Капли рождаются и умирают. Сливаясь, они образуют ручьи, реки, озера, моря и океаны. Капля – мимолётное и вечное творение водной стихии.
Я стою у границы водораздела, на вершине Шабура. Западный ветер пригнал сюда плотные стада облаков, из которых сыплется мелкий, похожий на пыль дождь. На кончике кедровой хвоинки зарождается капля. Сначала круглая и очень маленькая, она быстро растёт и становится грушевидной. Ещё немного и капля падает на землю, сливается с массой других капель. И вот уже бежит вниз по склону говорливый ручей, поглотивший нашу абстрактную капельку. Конечно, той капельки давно уже нет, но сохранились составлявшие её частички воды.
Там, в долине, ручеёк передаст капельку своему старшему братцу, Сулёму, который не замедлит подарить её красавице Чусовой. И побежит наша капелька по каменистому руслу этой горной реки, мимо зачарованных своенравной красавицей могучих утёсов, пока не примет её старшая сестра Кама.
Время обидело Каму. Несколько тысячелетий назад не Волга, а Кама была главной рекой Восточно-Европейской равнины. Но вот стаяли ледники на вершинах седого Урала, и обнищавшая Кама пошла в услужение к Волге. Много воды утекло с тех пор, но Кама хорошо помнит своё былое величие.
Не очень охотно отдаст Кама капельку матушке Волге, которая торжественно и безвозмездно преподнесёт её своему господину – старику Каспию. Этот умирающий отпрыск древнего Понтийского океана, утратив родителя, теперь живёт только тем, что даёт ему Волга. Наша капелька не будет вечно гулять по жилам старика Каспия, а сбежит от него при первом удачном случае и отправится в новое путешествие. Ветер и солнце помогут ей в этом.
Ветер понесёт капельку на восток, где ждут её виноградники и хлопковые поля Средней Азии, а может быть и ледовое заточение на вершинах Памира или Тянь-Шаня. Пройдут годы, и капелька вновь вернётся к месту своего старта. Кто знает, сохранятся ли к этому времени эти горы?
У капель разные судьбы. Вот порождённая той же матерью-тучкой, всего в нескольких метрах от первой, упала ещё одна капля. Что ждёт эту частичку великой водной стихии? В отличие от своей сестрёнки, убежавшей на юг, эта капелька получила приказ следовать на север. Тагил-Тура-Тобол-Иртыш-Обь – вот этапы её будущего пути. Преодолев их, она растворится в холодных волнах Карского моря. Никто не скажет, когда и где вновь встретятся эти капельки. Одно несомненно – встреча их состоится. Ведь они – дети одной стихии.
Нимфа кандида
Жарким летним днём вышел я однажды на берег небольшого лесного озера. Обрамлённое густой стеной растительности, оно выглядело особенно живописно. Словно в зеркале, в нём отражались утонувшие в глубине неба белые облака и острые пики прибрежных елей. А на водной глади в окружении блестящих овальных листьев плавали крупные цветы белых водяных лилий.
«Вот оно где – тайное убежище нимф!» – с восторгом воскликнул я.
Наша северная белая нимфа, или нимфа кандида, – родная сестра огромной, произрастающей на Амазонке розово-белой кувшинке Виктории Регия, душистому индийскому лотосу, в лепестках которого, согласно буддийской легенде, бог Брама нашёл свою супругу, и голубому священному лотосу древних египтян. Все эти растения принадлежат к одному семейству – нимфейных. Наша белая нимфа, пожалуй, не уступит в красоте своим легендарным родственникам – стоит только к ней хорошо присмотреться.
Вот, сверкнув синевой крылышек, опустилась на один из цветков стрекоза. Кто скажет – какую тайну поведают они друг другу? Я знаю только то, что в шесть часов вечера цветок плотно закроется и унесёт свои тайны в глубину водоёма. Только утром он вновь появится на поверхности и, как в сказке, раскроется под лучами солнца. При каждой встрече с этим чудесным цветком я испытываю чувство радостного откровения. В памяти всплывают воспоминания далёкой юности. Тогда в одном из приморских городов Крыма дружил я с очень интересной девушкой. Гордая и красивая, она страстно любила штормовое море. Бесстрашно бросалась с обрыва в бушующее море и надолго исчезала среди ревущих валов, вызывая у меня жгучее чувство тревоги и восхищения.
Подобно Афродите появлялась она из пены прибоя, поправляя свои густые, тёмные волосы. В эти моменты она казалась мне настоящей нимфою моря. Давно разошлись наши пути, но белая лилия не даст мне забыть образ этой девушки. Есть у меня и другая причина глубокой симпатии к этому растению. Ведь это – та самая нимфа Кандида, чьё сердце, согласно преданию, разбил Геракл.