— Несомненно.

— Я искренне надеюсь, мистер Манро, — перебил судья, — что вы не хотите сказать, будто это смягчает тяжесть предъявленных обвинений?

— Нет, милорд, не хочу. Но с ходом лет я обнаружил, что черный и белый цвета редко встречаются в чистом виде. Лучше всего, милорд, я могу резюмировать эту мысль, сказав, что для меня было честью служить сэру Николасу Монкрифу и удовольствием — работать с мистером Картрайтом. И тот и другой — крепкие дерева, хотя и взросли на разной почве. Но тут, милорд, ничего не поделать: все мы каждый по-своему платим за то, что мы от рождения — узники крови, которая течет в наших жилах.

— Присяжные наверняка обратили внимание, мистер Манро, — продолжил Алекс, — что вы относитесь к мистеру Картрайту с немалым уважением. И в свете этого им, возможно, будет трудно понять, как такой человек пошел на столь гнусный обман.

— На протяжении последних шести месяцев, мистер Редмэйн, я постоянно размышлял над этим и пришел к выводу, что им наверняка двигало одно-единственное желание — исправить куда большую несправедливость, которой…

— Мистер Манро, — оборвал его судья суровым тоном, — вы прекрасно знаете, что здесь не время и не место выражать свои личные чувства.

— Благодарю за указание, — сказал Манро, — но я присягал говорить всю правду и полагаю, вы не хотели бы услышать от меня нечто другое?

— Нет, сэр, не хотел бы, — раздраженно ответил судья, — но повторяю — это неподходящее место для выражения таких мнений. Пожалуйста, продолжайте, мистер Редмэйн.

— У меня нет больше вопросов к свидетелю, милорд, — заявил Алекс.

— Мистер Пирсон, — спросил судья, — вы намерены подвергнуть свидетеля перекрестному допросу?

Пирсон поднялся с места.

— Да, милорд. Мистер Манро, когда вашего клиента арестовали, у вас не возникло ощущения, что вы проявили безответственность в исполнении своих обязанностей? Этот человек, выражаясь словами другого шотландца, украл семейное столовое серебро, вы же ничего не сделали, чтобы это предотвратить.

— Нет, сэр, он не крал семейного столового серебра. Единственное, что украл Дэнни Картрайт, — это семейная фамилия.

— Вы, несомненно, объясните суду, — заметил судья, — моральную дилемму, перед которой поставили меня этой гипотезой.

— Вашей светлости не нужно беспокоиться о моральных дилеммах, — ответил Манро, — поскольку меня занимали исключительно юридические тонкости дела.

— Юридические тонкости? — осторожно переспросил судья.

— Да, милорд. Мистер Дэнни Картрайт был единственным наследником состояния Монкрифа, так что я не мог взять в толк, какой закон он нарушил, и нарушил ли закон вообще.

— Вы можете объяснить суду, мистер Манро, — спросил Пирсон, — что именно вы хотите сказать?

Судья откинулся на спинку стула, с радостью предоставив Пирсону одному расхлебывать кашу, которую заварил Манро.

— На самом деле, мистер Пирсон, все очень просто. Покойный сэр Николас оставил завещание, по которому отказал Дэниэлу Артуру Картрайту, проживающему на Бейкон-роуд, Лондон ВЗ, все свое имущество, за исключением ежегодной ренты в десять тысяч фунтов, каковую завещал мистеру Элберту Крэнну.